Історію подано мовою оригіналу
В первые дни войны Нина пыталась поговорить с окупантами и посмотреть им в глаза. Они говорили, что просто выполняют приказ. А потом стали методично и жестоко уничтожать город
Мы жили всю жизнь в Мариуполе, все было хорошо. Работали на комбинате имени Ильича. 24 числа жизнь изменилась кардинально. Под бомбежками сидели целый месяц. Самое страшное – когда бомбят с самолетов.
Подвал-то у нас был. А смысл? Это равносильно братской могиле – все наши подвалы, если сложится дом. Поэтому мы старались выбирать две стены, чтобы от осколков, от стекол прятаться.
В подвал спустились один раз, две ночи там пробыли. К нам туда зашли русские морские пехотинцы из Севастополя. Они были первыми, кто зашел к нам в район, к нашим домам. Тогда они нам сказали, что с верхних этажей лучше спуститься в подвал, потому что они не гарантируют нам безопасность. Я их спросила: «А разве до этого нам давали гарантии, что будет легко – хоть в подвале, хоть еще где-то?»
Мы с ними в определенном тоне разговаривали и пытались им в глаза заглянуть. Но глаза у них были потухшие, и читалось что-то вроде: «Мы сами не ожидали такого, для нас это тоже шок».
Они к нам пришли с оружием, детей напугали. Я им сказала: «Вон дети бегают. А вы их оставили без жилья, без ничего». Они сказали: «Да, мы видим, но мы не виноваты, у нас приказ».
Мы сидели в квартире и выходили под бомбежками добывать еду, костры жгли. Скооперировались подъездами, собирали, у кого что было, и варили в общих кастрюлях на всех еду. Ходили воду искать к криницам, к колодцам. Очереди были большие, но все равно люди ходили с флягами и набирали. Когда снег был, его собирали многие. С крыш воду собирали.
С продуктами проблем особых не было первые полмесяца, а потом у людей стало все заканчиваться, и тогда уже было тяжело. Но мы как-то ухитрились в последние дни февраля, когда еще магазины работали, выгребать оттуда все, что можно. Не знали, сможем воспользоваться или нет, но набирали крупы, консервы - все тащили домой. Пока магазины были не разграблены и не разбомблены, чем-то запаслись.
Было очень страшно сидеть и ждать, что что-нибудь сверху упадет. Наш микрорайон бомбили с самолетов, не прекращая.
У меня появилась связь с племянником, который жил со стороны России, и он сказал: «От меня недалеко аэропорт, и каждые пять минут в вашу сторону вылетают истребители и бомбардировщики. Один садится, а другой вылетает». Он спрашивал, что у нас творилось, а я рассказывала. Он говорил, что они каждые пять минут вылетали еще и на Сумы, Харьков.
Бомбили серьезно, жестко. К нам во двор прилетали снаряды. У нас рядом стояла девятиэтажка - она нас очень спасла. Она загораживала наш дом. В нее было восемь прямых попаданий, и если бы не она, то наши пятиэтажки сложились бы, как карточные домики, еще в первые дни.
Девятиэтажки принимали на себя все удары. Рядом дом на наших глазах горел двое суток. Про него много писали и выкладывали информацию в ленте новостной. Пятиэтажка на четыре подъезда ровно за двое суток выгорела дотла.
Из наших окон было видно, как она горит, и мы двое суток наблюдали, как она выгорает. Сейчас ее снесли под ноль. Котлован разрыли, но стройка еще не началась, хотя обещали в октябре сдать дом.
Зять за нами смог пробраться, и мы выехали. Дочка рассказывала, что они из Никольского целую неделю наблюдали, как горит город. Наша сторона им была видна, и дочь говорила, что такое зарево стояло, как будто мы горим, а они не знали, что с нами, никакой информации не было.
«Грады» со стороны Никольского были выставлены по периметру, и они бесперебойно, беспрерывно стреляли по Мариуполю. Как начинается вечер – зарево, весь Мариуполь горит, а они это видят. У нас все дома вокруг горели, самолеты бомбили и «Градами» обстреливали. В Никольском мы пробыли до 30 числа, и каждый день «Грады» обстреливали Мариуполь. Мы слышали сильный грохот от вылетов.
Потом мы через лес выезжали в район Мангуша. Нам сказали, что там ловит связь «Киевстар», и мы поехали, чтобы созвониться с родными.
Увидели, что вся грунтовая дорога от Никольского до Мангуша по всему лесу была уставлена «Градами». Дочь говорит: «Мама, это все то, что на вас летит каждый день».
Там их было очень много, стояла огромная колонна этих установок. Мы мимо них проехали, поймали связь и позвонили сыну. Мы узнали, что он выехал из Мариуполя 16 марта. Через Бердянск, через Васильевку они выбрались в Днепр, а потом поехали дальше.
Сын с семьей выехал в Киев, а мы с мужем - в Днепре. Дочь дома осталась с детьми, потому что Никольское не обстреливали, там тихо. Но они каждый день сидят как на пороховой бочке, ведь неизвестно, что дальше будет. Уже полгода в ожидании. Надеются, что скоро освободят нашу территорию.
Наша квартира уцелела. Было прямое попадание в крышу, а мы живем на четвертом этаже пятиэтажки.
Было прямое попадание прямо над нашей квартирой. Целую неделю дочка туда ездила. Квартира уцелела, но вылетели окна, а потом начались дожди, стало все протекать, и проводка замкнула.
Потом дочка позвонила и сказала, что в нашем доме ремонтируют крышу. Целую неделю ее ремонтировали, поставили окна. Дочка буквально вчера скидывала фотографии. Это наша квартира с мужем, и еще свекровь с нами живет. У дочери тоже есть квартира, но ее дом полностью сгорел.
Сын жил в центре города – его жилье сгорело полностью, его нет. Дочь живет у мужа, а квартира ее в городе, и она сгорела. Наша частично пострадала, но уцелела. Будем ждать, когда Украина туда зайдет, и мы вернемся домой, когда будет возможность. А пока остаемся в Днепре.