«Жителей города убивали шальные осколки, отчаяние, голод и внезапно обострившиеся старые болезни»

Первые месяцы войны мы с сыном пережидали в Бердянске, курортном городе на берегу Азовского моря. Но отпуск и сбережения закончились гораздо быстрее, чем жестокие бои.

Самое печальное, я знала, что будут эти бомбежки. Просто люди не понимают, что такое Нагорный Карабах, что такое Грузия, Нахичевань, что такое Сербия, Хорватия. Когда была одна страна, а ее разделили на восемь маленьких. А я, как человек, имеющий три высших образования и хорошо знающий историю, знала, что будет такая чушь. Но только я думала, что она будет недолго.

В психиатрической больнице Горловки, где я работала, к тому времени не было ни воды, ни света, ни газа. Не хватало медикаментов и персонала – многие врачи и медсестры уехали из города. Но оставались пациенты, беспомощные и покинутые. А еще были обстрелы, пустые улицы и удушающая жара.

Я и мой сын Ростислав каждый день ходили по пустым улицам к пациентам. Все, что могли, приносили из дому. Постельное белье, одежду, продукты – из запасов не осталось почти ничего.

До войны Ростислав мечтал стать врачом и готовился поступать в Горловское медучилище, а после – в Донецкий медицинский университет. Но вышло так, что работать в больнице ему пришлось раньше, чем он смог этому научиться. Он водил пациентов в бомбоубежище во время обстрелов. Готовил и разносил им еду. Мерил температуру. Таскал воду.

После изнурительного дежурства в больнице мы с сыном отправлялись домой по все тем же пустым улицам. Улицам города, где опасности военного времени подстерегали на каждом шагу. И никто не знал, что с ним случится завтра.

Жителей города убивали шальные осколки, отчаяние, голод и внезапно обострившиеся старые болезни. Моя подруга сбилась с ног в поисках сына, которому было всего 23 года. Тот однажды вышел в ларек за сигаретами. В самый обычный ларек, в нескольких шагах от дома. И бесследно исчез. Больше его никто никогда не видел, и его судьба так и осталась невыясненной.

В наших донбасских городках тогда больше всего повезло тем, кто жил в домах с глубокими подвалами. Или даже с настоящими бомбоубежищами, построенными в годы холодной войны. Теперь эти бетонные подземелья пригодились, пусть и для другой войны. А те, кому не повезло, во время обстрелов прятались в подъездах. Потому что разрывы снарядов выбивали все оконные стекла, и шансы уберечься были только там, где окон не было. Если повезет.

Ростиславу однажды не повезло. Минометная мина упала рядом с его домом. Возле входа в подъезд, где пережидали обстрел около сотни местных жителей, среди них – я и мой сын. Осколки влетели через двери внутрь здания, но раненым оказался только Ростислав.

В конце концов мы тоже вынуждены были бежать от войны. Летом 2016-го мы уехали в Бахмут. Здесь Ростислав наконец-то смог сделать то, что собирался еще два года назад – поступить в медицинское училище. Он стал первым, кого зачислили в учебное заведение по специальной программе для переселенцев.

От прошлой жизни у нас остались на память злополучный осколок и много страшных воспоминаний, от которых уже никогда не избавиться. Я с сыном покинула зону военных действий, но мы скоро поняли, что уехать от войны можно, а убежать – нет. Она всегда оставляет след на тех, кого коснулась. Навсегда.

В моем окружении давно нет счастливых людей. Каждый несчастен по-своему… Что до меня, то я живу одним днем. Я ничего не планирую, кроме образования ребенка. Его жизнь как-то я еще планирую, а свою...