«За три месяца – 28 операций»

Василий Киселев:

Я стал жертвой войны не по своей вине. Выехали в поле сеять с напарником, от края метров сто отъехали – и получился взрыв. Я был сзади, а он впереди. Шум, взрыв, и вижу: горю. Пытался сам – не получается вылезти. Напарник подскочил, через заднее стекло вытащил. Давай тушить ноги, вызывать скорую, директора.

Я не ощущал боль. Я, когда глянул, что пальцев на руках нет, ни боли, ничего, просто шок. У меня в ушах гудит. Слышу – что-то хлопнуло. Оглянулся – смотрю: колесо моё там лежит, тут горит, нога, полботинка сгорело. Вытащили, начали тушить.

Три месяца, 28 операций. Было нерадостно. Ноги на подвесе. Калекой стал. Жить хотел бы, чтобы ходить на работу или хотя бы так, по дому, и то уже было бы легче. Пока не получается. Надеюсь, что когда-нибудь встану. А когда будет это, кто его знает?

Никто и не думал, что такое будет. Мы даже не думали, что там мины. Нам сказали, что там поле, нет ничего. Только до высоковольтных доезжаете столбов – и все, а тут можете сеять. Полполя посеяли. На том и кончилось. Не хочу вспоминать. Оно уже начинает забываться.

Жена Татьяна:

На работу он шёл, как обычно, утром с настроением. Думала, что всё нормально будет. Я как раз корову подоила, вышла. Пришёл его брат и сказал, что Вася подорвался на мине.

Потом приехала скорая. Кто забрал его в скорую, как я в скорой ехала, я уже ничего не помню, в отключке была. Мне сказали, что он подорвался – я сразу отключилась. Помню, приехали мы в Артёмовск, в больнице я с ним была. Мы три дня тут побыли, а потом нас отправили на Краматорск. И с апреля по август мы в Краматорске лежали.

Было шоковое состояние. Операции постоянные, переживания. Думаешь, как он там. Как повезут на операцию – так и думаешь: чи живой будет, чи неживой. И доктор всегда говорил, что шансы 50 на 50. Потом уже где-то через недельки две доктор сказал, что немного начинает поправляться, что шансы есть на выздоровление, что будет жить. А так думали, что уже всё.

Плакала постоянно. Думала, хотя бы выжил, хотя бы было с ним всё хорошо. Как заберут на операцию, долго нету – уже переживаешь. Думаешь: наверное, уже всё. Когда посмотришь – везут его.

Стараюсь держаться, не плакать. У нас бабушка каждый день плачет, и ночью, и днём, переживает за него. Я стараюсь уже держаться. Что ж, если будем плакать, тогда же ни сил не будет ни работать, ничего.

Мама Анна Киселева:

 Жалко, мені сина. Жалко. Шо робив, ходив, управлявся. Понакладали мін. Хто це думав, хто гадав? Він ще їхав та каже: «Хотя б ніде не зачипиться, хотя б, дай Бог, щоб усе благополучно».  Коли почула я, що він попав, кричала все время, плакала. Іноді думаю: «Господі, хотя б уже він був живий, хотя б уже ножички йому поставили».