Донецк – мой родной город. Я родилась там, прожила всю жизнь. Работа была у мужа и у меня. Когда началась война, я была в декрете.

Мы жили в Петровском районе, это один из самых опасных районов. Уезжать не хотелось. Но я за детей переживала. Сыну тогда был год, дочке – семь лет. 

Жили мы в деревне. Я не привыкала совсем к таким условиям. Меня постоянно тянуло домой. Когда надежды вообще никакой не было, что мы туда вернёмся, я ему сказала: «Нужно что-то решать, потому что сидеть без работы в ожидании непонятно чего…» Поэтому решили переехать в Мариуполь. 

Поначалу, конечно, было тяжело, потому что муж долго не мог найти работу. А я не могла выйти [на работу], потому что маленький ребёнок, полтора года. Да и в Донецке я ещё не уволилась с работы. Оставалась надежда, что всё-таки вернёмся. Но когда наше предприятие перевели на территорию, подконтрольную Украине, я поняла, что туда не вернусь. 

Младший ребёнок этого не понимал, а вот старшая девочка скучала за бабушкой, за дедушкой, за друзьями. У неё был стресс некоторое время, потому что ей пришлось поменять четыре школы.

Когда это всё в Славянске началось, мы по телевизору новости смотрели. И как-то не верилось, что у нас такое может быть.

Я помню самую первую [бомбёжку], когда с самолёта сбросили бомбу в районе шахты на Петровке. Гул, взрыв. Мы от этой шахты километрах в десяти, но очень громко было. Не поняли сначала, что это такое.

Следующую бомбёжку я хорошо запомнила. Из «Градов» бомбили наш посёлок. Мы в частном секторе живём. По нашей улице не было пострадавших домов. Но было страшно.

И потом в одно и то же время почему-то каждый день уже в ожидании: сейчас что-то начнётся. Хватали детей, бежали в подвал. Хотя осознавали, что подвал тоже не спасёт, если что-то вдруг случится. 

Поэтому пришлось уехать из-за этого страха постоянного за жизнь. Даже не за свою, а за детей. Боялись. Страшно было, что погибнем, вот и всё.

Мы сначала уехали на время. Думали, всё закончится – и мы вернёмся.  Уехали в июле буквально на пару недель. Особо без вещей каких-то. А потом, когда приехали и пережили несколько бомбёжек, решили уехать. Дочке в школу надо было идти во второй класс. 

Мама заболела и два с половиной года назад умерла, не пережила этого всего. Папа остался. Но я с ним на эту тему вообще никогда не говорю, чтобы ему тяжело не было. Мы периодически встречаемся. Он приезжает, мы приезжаем.  Он говорит: «Вы вернётесь сюда только тогда, когда это всё закончится». 

Брат мой с семьёй уехали в Минскую область с детьми, тоже в никуда. Ни знакомых, ни родственников. Мы тоже приехали в Мариуполь – никого здесь не знаем. Скитания эти по съёмным квартирам…  Мы уже думаем обзавестись здесь своим жильём, а в Донецк, не знаю, вернёмся ли.

Когда сюда приехали, у мужа с работой не получалось. Думали даже вернуться назад, но взяли себя в руки – и всё получилось. Сейчас и я работаю, и муж. Постоянный доход стабильный. Дети учатся в школе.

Иногда думаешь, что некоторые люди не ценят того, что у них есть: своё жилье, свою стабильность, устроенный лад и быт. Они не понимают, как сложно всё бросить и приехать… Они почему-то обозлённые, что вот, понаехали, из-за вас у нас больше проблем. Вам больше внимания, а нас забывают. А я думаю: давайте я с вами местами поменяюсь – и вы посмотрите, как это.