Даниэла Ковалева

«Самое яркое воспоминание — море крови, потерянных жизней и криков»

Наверное, война для меня началась после трех лет военного конфликта, когда уже было понятно: что-то вернуть или отмотать назад невозможно. Осталось только понимание того, что если что-то и изменится, то все равно не будет так, как прежде. Люди, которые остались там, уже начали говорить, что они устали, что это все не нужно...

Я еще иногда ходила в школу. Помню, первый год, когда все начиналось, были очень популярны репетиции эвакуации. Каждый день в учебном заведении были такие тренировки, как будто обстрел. Что мы делаем? Где у нас ближайшее убежище? Как мы собираемся?

Заканчивались занятия и нас отправляли домой, когда в близлежащих городах начинались обстрелы. Помню, в 2015 году бомбили фильтровальную станцию, а наши учителя в панике начали отправлять нас по домам, хотя это было в 120 км от нас.

Спустя год, когда уже все более-менее привыкли, бомбили Марьинку. Это 15–20 км от нас, а мы на уроках сидели, как будто никакой паники.

Однажды я попала в Марьинку после обстрела и увидела жуткое зрелище. Наверное, это самое яркое воспоминание в моей жизни: море крови, потерянных жизней и очень много криков.

У меня есть знакомые, которые жили в зоне конфликта и прямого огня, и по этим людям заметно сразу, что они там были. У них отпечаток на лице… Сразу понятно, что человек неоднократно видел обстрелы, потери и он вообще по-другому на жизнь смотрит.

Каких-то особо жестких моментов у нас не было. Единственное, что я помню, у нас очень сильно сработал момент паники, когда люди начали сумасшедше закупаться продуктами. Старики в основном, когда все поняли, начали паниковать, говорить: «Вы не понимаете, не знаете, что такое война». Началась паника по скупке продуктов, заполнения всевозможных тар водой, постоянное ношение документов.

Мы говорили о первых действиях на случай, если вдруг это достигнет нас… что мы должны делать, обсуждали все аспекты безопасности. Куда нужно ехать, что собрать, что должно быть в сумочке, которая должна стоять на выходе.

У меня был парень, служил в украинской армии. Все мы знаем про Иловайский котел. Он там погиб.

Самое яркое воспоминание — море крови, потерянных жизней и криков

Не могу сказать, что я переехала вследствие войны, скорее, вследствие войны поменяла свои планы на жизнь. Я очень хотела учиться в Донецке, там было много друзей, родственников, это был близкий по духу, родной город. Но когда началась война, уже было четкое понимание того, что там учиться не буду. После 11 класса я очень захотела именно в Киев. Переезд происходил обычно, как у всех студентов – сумка, рюкзак и общежитие. Вот и все.

Дом мой остался на украинской территории. Я периодически приезжаю в гости, но возвращаться туда для жизни смысла не вижу. Что бы там сейчас ни делал, как бы ни развивался, ты сидишь на пороховой бочке.

И самый главный момент. Даже если это все закончится и будет мир, восстановить психику людей, инфраструктуру на Донбассе, в Луганской, Донецкой областях будет очень-очень трудно. Это судьба не десятилетия, не двадцатилетия… Я думаю, что после всего понадобится еще сто лет, чтобы возможно было увидеть тот Донецк в розах и «Донбасс Арену».

При цитировании истории ссылка на первоисточник — Музей "Голоса мирных" Фонда Рината Ахметова — является обязательной в виде:

Музей "Голоса мирных" Фонда Рината Ахметова https://civilvoicesmuseum.org/