До войны мы жили, как в раю. Мы живём в Луганской области, в Должанске (бывший Свердловск), недалеко от Гуковской границы. От российской границы девять километров. Шахтёрский городок, маленький, такой уютный был. Очень комфортабельный. Много было спортивных площадок. Мы с внуком Кирюшкой часто выходили в город гулять вечером. 

У нас был антрацит – это высококачественный уголь, который идёт на электростанции. Муж хорошую получает пенсию, он шахтёр, в лаве работал. Шахтёры жили дружно. Я работала поваром в ресторане. Все стабильно было.

У меня двое деток, дочка и сын. Внук Кирюшка – от дочки. Сын работал на шахте «Червонопартизанская», тоже ребёнок есть. Все в одном городе жили. Рядом продавался дом, мы его купили дочке. Даже забора не было. Внук бегал к нам через каждых три секунды: «Бабушка, что ты там делаешь?» Была очень хорошая семейная жизнь. Были зарплаты, достаток.

Наша семья была против всего этого. У нас рядышком шахты российские: Зверева, Гуковские. В 90-х годах люди выживали, потому что туда ездили на заработки. И муж говорил: «Посмотрите, там сейчас все шахты закрывают». Люди там бастовали.

Это случилось 3 июля 2014 года. Был прекрасный день, и никто ничего не ожидал. До этого слух уже шёл. Мы все подготовили и в погребе сложили продукты, вещи. Но не верилось, что что-то на самом деле будет. Мы даже не знали, как при обстреле себя вести.

3 июля Кирилл с мужем был в доме, я была на улице. Кирюшке тогда было два годика. Я копошилась по хозяйству – у нас частный дом. Прошёл сосед, я с ним поздоровалась и начала дальше копошиться, а потом бабахнуло. Рядышком бабахнуло. Мне так показалось.

Я переждала, а потом побежала соседа спасать. Ведь звук рядышком был, а он недалеко от нас жил. Надо пойти помочь человеку. Я побежала, дура. А муж выскочил с Кириллом на руках и говорит: «Куда ж ты побежала? В погреб!» Я возвращаюсь. Падает второй снаряд и все осколки прямо на нас. И у нас троих сразу в одну минуту, в одну секунду все рухнуло. 

Хорошо, что мы все осознанно делали. Добежали до погреба, хоть и раненые. Муж вызвал скорую помощь, у него с собой телефон был. Вызвали горгаз, потому что пробило уличную газовую трубу. Позвонил дочке, она на работе была. 

Приехала скорая через 40 минут. То, что творилось около погреба, это не передать. Я мужу верёвку дала, потому что у него с ног кровь пошла. А я себя не видела. Потом мне муж сказал: «Ты была бледная, как луна».

Я Кирюшку посадила на пол, потому что муж не мог держать. Ребенок кричит: «Бабушка, мне больно!» Я говорю: «Кирюшка, потерпи, бабушке тоже больно». А муж лежит полностью в луже крови. Говорит: «Люда, или я сейчас умру, или что-то сделай. Найди верёвку». Нашла я верёвку, он перевязал себе ноги, потому что артерии и вены были полностью разорваны на ногах. 

В Луганске сделали мужу операцию. У него на ногах нету артерии полностью, сухожилья нету.  Он на второй день, как только сделали операцию, из Луганска, из областной больницы сразу уехал сюда, к нам долечиваться.

У Кирюшки нога была ранена. Он в травматологии лежал. У него полностью не было икорной мышцы. Так у нас все рухнуло в один день. 

Так что мы знаем, что такое война, что такое страх. Все это не из книжек вычитано, все мы испытали на себе…

Когда такое с нами случилось, я пошла по сайтам смотреть и случайно нашла Фонд Рината Ахметова. Обратилась – и мы получили помощь! Путёвки Фонд давал нам. Большое Вам спасибо, очень большое (обращается к Ринату Ахметову – Прим.ред.). Вы единственный человек, который помогаете этим маленьким раненым деткам. Спасибо большое, благодарю Вас за то, что Вы делаете. 

Сейчас мы в Павлограде обосновались. Внука профессионально отдали на футбол, он наращивает мышцу. Делают массажи, ходит на батут, катается на роликах для развития.

Я вижу этих деток маленьких, которые знают, что такое война. У меня Кирюша, когда случилось, около полугода боялся грозы. Я говорю: «Кирюша, это дождь». Он как вцепится в меня: «Нет, – говорит, – бабушка, это дядя мне сейчас больно сделает». Я говорю: «Никто тебе не сделает». Выводила на улицу, подставляла ладошку. Это очень страшно, когда ребёнок боится грозы. 

Вот даже сейчас, когда самолёт летит, он переживает: «О-о-о, бабушка, что это такое?»  Я говорю: «Кирюша, это просто самолёт летит», – и показываю. Это ужасно.

Мечтаю, чтобы скорее закончилась война. И больше ничего не хочу.