Мы выехали в июле 2014, как только началась война. Но поскольку у меня маленький ребёнок, на квартиру никто не хотел нас брать. Без денег далеко не уедешь.

Я сама родом из Узбекистана – города Джизака, это очень далеко. Родственников там тоже нет, так как мама в военное время в Ташкенте в детдоме была, то есть никого нет.

Так что оставался вариант только вернуться домой. Тем более, мама осталась в Красногоровке. Её одну не оставишь. Вот так мы эту войну вместе и переживали. 

Мы были в панике. Вещи собирать, не собирать? Что нам делать, как нам дальше жить? А 13 июля уже начались обстрелы в Красногоровке. У нас сразу перебили газ, отключили свет. Газа до сих пор нет. Уже вот 2019 год, а газа нет. Обещают, пытались делать, но не получается. Причину не знаем. Живём так потихоньку.

Школа работала только одна. Детки учились по 15 минут. Дочь моя, Снежана, была уже в 10 классе, и нам пришлось её возить в Георгиевку. Мы под обстрелами её возили. Договаривались с директором, с преподавателями: если можно, давайте нам побольше домашних заданий. У нас получалось два раза в месяц или раз в месяц приезжать, сдавать задания. Находились в школе, пока нас не примут все учителя. 

Мы год это потерпели, а на 11-й класс уже не выдержали. Она пошла в Красногоровке в нашем техникуме сельскохозяйственном учиться.  В этом году закончила. Тоже было сложно. Техникум не отапливается, очень холодно. Прятались они там в подвалы, бегали в бомбоубежище. 

Садик у нас открылся, начала оформлять Софийку. Логопед нужен, потому что речь нарушена. Общения ни с кем нет, она все время только с нами в квартире. Садик очень далеко. 30-35 минут нам до садика с Софьей идти, но ничего. После травмы она часто болеет, иммунитет слабый. Ей так тяжело все это.  Если из деток кто-то закашлял – она начинает сразу болеть, и мы уходим из садика на месяц-два. 

У дочки Снежаны и нервозность, и сердце.  Она постоянно у лечащего врача, постоянно принимает лекарства.  Сама я тоже в стрессовом состоянии.

Боялись всего. Было очень шумно. И все это можно было видеть в окно, эти военные действия.

Бежишь и не знаешь, куда бежать.  Иногда кажется, что ты дома больше защищён, чем на улице.  Хотя на улице ты можешь забежать в подъезд и спрятаться в подвал.  Но все равно, страх, наверное, больше, когда ты на улице находишься.  Очень сильный страх. Ты не знаешь, что тебе делать. Переживаешь, чтобы с детьми все было нормально.  Чтобы все вместе и все хорошо было, выжили. 

Вообще, страшно всегда. Это все равно не забудется, как бы я ни хотела. Это все останется, и останется надолго. Даже сейчас дома, если кто-то нечаянно уронит какой-то предмет или от ветра захлопнется дверь, ты вспрыгиваешь просто. Это спокойно нельзя перенести.

"Всегда то на стульчик залазила, то на столик. И взрывной волной вылетела в окно…"

Хочется не вспоминать. Радуешься, что все хорошо, что день прошёл, дети растут.  И когда малая веселит, в этом году мы в первый класс пойдём, стараемся жить будущим и просто меньше вспоминать. Потому что тяжело, когда начинаешь вспоминать, настолько сложно психологически. Хочется плакать иногда. Думаешь, а может быть, что-то бы по-другому было? А почему так? А почему с нами?  С другой стороны, успокаиваешь себя: мы же не одни были, много людей пострадало.

 Получилось у нас это 7 июня в 15-ом году, во время боевых действий.  Ей было два с половиной года. Всегда то на стульчик залазила, то на столик. И взрывной волной вылетела в окно...

Все дома были. У нас не было света. Мы собрались готовить кушать на улице. Кирпичиками выкладывали себе печку, у нас уже там было готовое все, и мы думали, что пойдём сейчас.

Кастрюлю взяли, собирались, что нам надо взять: картошку, сварить какой-то бульон, ей кашу молочную. Все дома были и отвлеклись. А когда кинулись – её с нами нет. 

Взрыв, эта волна, я смотрю, что Софийки возле меня нет. Кричу: «Снежана!» Дочка бежит из другой комнаты – там тоже младшей нет. Я подумала, что она, скорее всего, на кухне, вернулась точно за конфетами.  Но и там её не оказалось.

Оказалось, что Софийка сидела возле окна и упала с пятого этажа прямо на асфальт. Вся левая сторона у неё пострадала. Её спасли, слава Богу. Бог помог нам.

Я выскочила из дома, за мной Снежана. Я помню, что я Софийку на руки взяла. Она смотрела на меня, губами говорила: «Мне больно». И плакала. 

И тут как раз военная машина. Там была знакомая волонтёр. Я сразу к ней: «Что нам делать?» Она нас отвезла на кирпичный завод. Там был врач, который сделал дочке укол, первую помощь оказал. И он же с нами сел в машину, и в Курахово доставили нас.

В Курахово все врачи собрались – и военные, и все, кто могли – всю её пересмотрели, все косточки просканировали, прощупали. Она все время кричала: «Где мама?» И хоть врачи меня выгоняли, мне надо было все равно ей показаться, что я тут, рядом.

Договорились нас отправить в Днепр. Было место, нас приняли. Мы с пересадками: их скорая нам навстречу – мы к ним навстречу, приехали. Ехали со скорой, я очень молилась, чтобы нас приняли хорошо. 

Три дня в реанимации, потом готовились к операции. Врач начал успокаивать, поддержал нас. Я ходила вокруг этой больницы, на лавке сидела. У нас никого там нет, так что сидели мы на лавке. Врач вышел и опять с нами поговорил, что у неё все хорошо, что дыхание нормальное, что стабилизируется, что все будет нормально, не переживайте.  Вот это, наверное, давало нам большие силы жить. 

Мы не знали, за что хвататься. Врач говорит, что нет пластин, а бедро полностью разбито. Нужны пластины. Мы нашли номер телефона Штаба Рината Ахметова – и вот, спасибо сотрудникам, которые с нами по телефону общались. Они сразу этот вопрос решили. Сказали: «Завтра мы вам все передадим. Приедет курьер со всеми вашими лекарствами и препаратами, гипсами, всем, что вам нужно».

Ринату Леонидовичу большое спасибо. Если бы не он… После операции нам нужна была очень сильная реабилитация в 2016 году. Он нам предложил санаторий в Славянске.  Там было и ЛФК, и вытягивание руки. У Софийки рука была согнута. Сейчас рука как нормальная, как здоровая другая рука!

15-й год, ей было два с половиной года.  Сейчас ей уже шесть лет.  Надеемся, мы в этом году пойдём в школу, в хорошую. Её там всю делают, ремонт. Думаю, что первого сентября, скорее всего, мы будем в этой школе. В вышиванках, в красивых нарядах дети будут.

Мечтаю, чтобы мир был. Чтоб работа была. Чтобы люди были здоровы. Хочется мира, хочется работы. Хочется, чтобы город начал восстанавливаться.