"Два месяца мы жили в самом аду. В "Азовстали"

Два месяца без лекарств, полноценной пищи и под постоянными бомбежками – так Анна описывает пережитое ею в бункере завода «Азовсталь».

Когда детей уже нечем было кормить, мужчины, несмотря на обстрелы, пробирались в разбитые склады и прямо с земли собирали макароны и крупы.

Завод бомбили по квадратам, многие убежища были разрушены. Договорённости про эвакуацию мирных жителей постоянно срывались. Надежды на спасение угасали с каждым днём.

Мы с семьей были на «Азовстали», в бункере. Условия были ужасные, сырость, плесень. Постель, как сказать, это даже постель, это спецодежда, фуфайки – все это было сырое, мокрое, детей клали. Условия… воды не было, помыться негде было. Была вода только питьевая, это только приготовление еды. Воду экономили, и как бы, распределяли еду, мы уже подсчитывали на сколько дней у нас оставалось еды.

Нас было человек 60, и мы, как бы, уже рассчитывали, что еды нам надолго уже не хватит – такие условия. Военным тоже там было кушать уже.

Еды не было, все склады были разбомблены, даже наступало такое время – у нас уже детей нечем было кормить, и наши мужчины на свой страх и риск тоже выжидали там время, если там тишина, выходили, и они по дороге уже слышали, что начиналась бомбежка. Они все равно шли на эти склады, военные разрешали, как бы, ну разрешали брать еду, потому что знали, что  люди есть в бункерах. И они знали, что еды у нас не было.

И мужчины с рюкзаками откапывали с земли, собирали макароны, макароны с овсянкой приносили. Все это как-то пытались варить. Мы, взрослые, раз в день питались, экономили еду. Детям… У нас, ну от Наташа (муж говорил, Наташа) была как повар. Ну, она была самая смелая среди нас, потому что она выходила под бомбежками. АБК было над нами, над бункером, и они с мужем готовили еду на всех людей, как бы. Детям она старалась, как бы, пару раз в день… она готовила отдельно, детям давали еду отдельно, ну по чуть-чуть, ну хотя бы поддержать детей.

Решили: вот эти антисептики, которые были на комбинатах, тоже их нужно было собирать по цехам. Решили готовить на этих антисептиках. Над бункерами – лестницы, на лестнице она пряталась под бункером, и разжигали. Мужчины делали как горелки и ставили вот это кастрюли. И она выскочит, засыпит.

Начинается бомбежка – заскачет в бункер, и как бы, пытались так выжить. Готовили. Самое страшное – это, конечно, авиация, потому что разбивались бункера, к нам подселяли людей, приводили ночью, военные тоже шли, их подстреливали снайпера, люди приходили из разбитых бункеров, рассказывали эти ужасы.

Корабли с ракетами – это тоже, страшные корабельные вот эти ракеты и авиация. Били квадратами, как бы, и военные приходили и говорили: круг сужается, и как бы, ваш бункер уже через один там – все. Как бы, вас не обойдут, чуть-чуть осталось.

Эвакуацию… Мы слушали радио, пытались, ловили украинские новости. Мы слышали, эвакуация в городе какая-то шла, от «Порт Сити» автобусы вывозили, но нам выйти туда никак нельзя было, потому что тишины не было, нас снайпер бы всех… и как бы, и арт обстрелы, и самолеты, и все летали. Военные говорили, ну как бы, вы не дойдете, даже мы вас выпустим, ну вы не дойдете. Всех людей вывести под такими авиаударами… Ждите, идут переговоры, они, как бы, успокаивали нас: идут переговоры по поводу гражданских, вас должны эвакуировать, ну как бы, поддерживали.

Украина, как бы, про «Азовсталь» не забывала, мы слышали что Азовсталь, ну вся Украина знала, что там люди. Ну, договоренности срывались и срывались, у нас уже просто не было надежды. И первая эвакуация когда наступила, эвакуировали, зашли военные, сказали.

У нас были люди, которые на инсулине, инвалиды, которым уже нужна была срочная помощь. У нас астматики были, задыхались – военные приносили ингалятор один на всех. На военных и на нас, гражданских, как бы, медик говорил: я вам оставлю срочно кому нужно, потому что ингалятор же заканчивается, это в экстренном случае. Если вы уже задыхаетесь в этом бункере (сырость, дышать даже здоровым было нечем), говорили, пользуйтесь ингалятором, но если срочно нам понадобится, то мы придем у вас заберем.

Первая вот эта эвакуация.

У нас обратно опустились руки, одних вывели, а мы остались с детьми, у нас маленьких детей было много, подростков много, все боялись, у всех уже были нервы на пределе, просто все боялись умереть, как бы, под чистым небом или в этом бункере сыром, темном. Все боялись, уже у людей были просто истерики. Ночью если начинались авиаудары, весь бункер сразу подрывался, все выходили, женщины сильно плакали, кричали дети, ну как бы, мужчины еще сдерживались, но у всех был сильный страх, потому что  бункер ходил ходуном. Мы ждали сколько дней?

Пришли военные, сказали: будем вас эвакуировать, как бы собирайтесь, будьте наготове, мы придем, мы всех выведем. Выводили нас военные, спасибо, потому что там апокалипсис. Цеха были так разбиты, нужно было на такую высоту… Мы переходили такие руины, мы ж этого всего не видели, мы ж не выходили, кого-то по старше возрастом они на руках несли, переносили. У людей ноги отказывали – помогали, всех поддерживали, переносили, выводили, доводили до места пропуска.

Передали нас. ООН был, Красный Крест. Будем продолжать, всю жизнь с нуля начинать с детьми, планов еще никаких.

Ну вот у меня такая история. Диван новый, долго собирались деньги, диван дорогой, я его берегла, я на нем толком даже и не спала, и не сидела. Диван «Ван Дейк», все как бы, не разрешала детям, не дай Бог, там запачкаете. Теперь, как бы, эти ценности все изменились, все нужно делать, как бы, в свое время, все одним днем живем. Поняли, что не надо откладывать жизнь на потом, нужно жить сейчас, наслаждаться жизнью, и как бы, не хранить, не беречь, а пользоваться.