«Каждый вечер ложусь и молюсь за сыновей»

До войны у нас был дом целый. Сейчас трещины, отходит штукатурка. Когда летело [снаряды], фундамент просто садился. У меня хата ходуном ходила.

В 2015 году было страшно, и тикали, по подвалам прятались. Но я раз отсидела в подвале и сказала: «Мам, я больше не пойду. Что будет, то будет, потому что мне здоровье детей дороже». Там сырость. Я никому не желаю туда спускаться.

Над хатой все летело. Это то, что мы сами лично видели. Откуда и куда летело… Мы не снайперы, мы не знаем.

В 2015-ом или 2014 году мы стояли у соседей возле ореха. Снаряд пролетел и дальше на улице упал. И так их три штуки прошло. Мы это всё наблюдали. У меня ребёнок даже побежал. Я говорю: «Куда? Назад!» У меня шок был. Неожиданно, это просто неожиданно. Но тем не менее мы никуда не прятались, потому что какой смысл прятаться? Если, как говорится, суждено, то оно упадёт, где бы ты ни спрятался. Это бесполезно.

Я работала сторожем, а сейчас в декрете нахожусь. По профессии я маляр-штукатур. Но по специальности не работаю, потому что у меня ревматизм. Беру в долг, потом «детские деньги» получаю, отдаю. Так и живём. Курей режу, уже хоть какое-то мясо, уже не надо полуфабрикаты покупать. Полуфабрикаты мы не покупаем.

Двое деток есть, я счастлива. Мне ставили диагноз – бесплодие. Пыталась лечиться. Делала повторные анализы, а потом было Богом дано.

Я очень этих крох люблю. Бывает кричу, бывает и по попе они получают, в особенности старший. Но это мои любимые дети. Я даже, бывает, ложусь ночью и молюсь Богу, говорю: «Бог, если ты есть на самом деле, то защити этих крохотных деток. Я уже своё отжила. Я уже иду к старости, а они же ещё и белого света не видели». Каждый вечер ложусь и молюсь за них.