«Я год плакала»

18 ноября 2014-го все в доме были, он [сын] отдыхал как раз. Что там он делал, вечером пришел, уже лег, потому что это уже случилось без двадцати девять вечера. Как раз снаряд упал. Прямо там, где он лежал.

Как раз их первая квартира, здесь около дороги диван. Он на диване лег, кровать дальше была, потому что Юля и дети на кровати были, а он на диване. И через стенку сосед, и сразу обоих насмерть.

Мы слышали, что бабахнули, сильно бабахнули. А потом приходят, а кто знает где, никто же ничего не знает. А потом нас позвали. Мы пришли. Их уже нет, забрали их в больницу. И невестку, и внучку, и его забрали.

Он сразу пострадал, Юле операцию сделали, Машенька в коме месяц была. Маленького Артемчика соседка забрала, через дорогу. Пять месяцев ему было. А тогда уже мы приехали, где-то часов около 11 пришли, вызвали опять скорую, и нас уже с Артемом забрали в больницу. И его положили.

И 40 лет как раз исполнилось, 20 лет на шахте проработал. Да, на нашей шахте. Уже бы на пенсию ушел. Хороший ребенок.

Из шахты, с участка приходили все, он работал 20 лет на одном участке, никто ничего плохого о нем не скажет. Потому что на работе был, говорят, очень хороший. Я тоже хвалю его. Да.

Перенес четыре операции в детстве, и все нормально. Он рос, я его ни разу не ударила. Вот такой он спокойный был. Это сейчас, говорят, дети такие, Боже сохрани, не бывают. А я его ни разу не ударила, вот такой спокойный был мальчик. И вырос нормальным.

Папа-папа – называл отца, потом стал называть батик, потому что у нас племянник высокий такой, метр 90 рост, а у племянника отец меньше ростом, и он его на 10 лет старше, и он на него говорил батик. А этот услышал, что тот так говорит, и стал на отца своего говорить.

Ой, Каждый день вспоминаю.

Год плакала, год. А потом уже вижу, что уже дела нет, зрения нет, пошла к окулисту. Она мне проверили, этот не видит ничего совсем, а это видит тридцать процентов. Выписала мне очки.

Внуки еще маленькие, мы не дождемся, пока вырастут. Если мне уже 75, а внучка пошла в первый класс, семь лет только. А внучку два года и семь месяцев. Вот мы вдвоем остались. Вот так и получилось. Я не могу теперь зайти сюда, в зал.

У нас здесь стреляли в 14-м году. Мы одетые спали. Нельзя было раздеваться – так стреляли. Вот с Марфиной могилы вся посадка там, за нашей улицей, вся перерыта, потому что там стояли. Все через наш поселок стреляли. Многие дома пострадали.

Я выросла без отца. И теперь внуки мои вырастут сами, без отца. Маша – та хоть знает отца, а Артемчик – он же вообще, не знал, что ж ему пять месяцев, он не в курсе дела, ни в чем.

Чтобы не стреляли - самое главное, потому что 14-го числа здесь стреляли, так пусть Бог милует, слышно было сильно, туда же тоже, с обеих сторон так стреляли! Именно в праздник 14 января.

Ой, и руки ни к чему не поднимаются, ни к чему абсолютно. Вот так. Даже выйду во двор, этой дорогой Вова ходил, теперь некому прийти. Он у нас один. Все, нет у нас больше никого, только он один.

Да, думаю, может, уже не буду, может оно пройдет? Нет. Мне сказали, что буду вспоминать до конца своих дней.