«Внучка спит со мной, боится сама. Если будут стрелять, я ее собой прикрою»

Бабушка Валентина Григорьевна Ободец, 66 лет:

Война… Кто его знает, когда она закончится. Встаёшь и думаешь: будут сегодня стрелять? Сейчас хоть перестала готовить вещи, чтобы бегом в подвал бежать. Расслабилась, что ли. Но сегодня слышала – уже стреляют.

Работал у нас завод огнеупорный, теперь он не работает. Работал Межколхозстрой, авторемонтный завод, геологоразведочная экспедиция. Всегда весной очередь была за удобрениями. У нас тут же железная дорога проходит. Заготзерно работало, привозили-увозили вагонами зерно, с колхозов свозили. Много чего работало, а теперь ничего.

Умерла моя дочь, в мае будет год, меньшая дочь, ей было 39 лет. Осталось у неё трое детей. Старшая уже взрослая девочка, средняя – четырнадцатилетняя, тогда было ей тринадцать, и маленькая, полтора годика ей было, сейчас уже два.

Страшно, и вспоминать не хочется. Дочка лечилась дома. У неё было воспаление лёгких, она умерла. Тут работы нет у нас, кроме магазинов, больше ничего нет. И то частные магазины, которые сумели пооткрывать. Дочка потеряла работу – не было денег лечиться. За две недели она сгорела.

До этого давно, в 2002-ом, я потеряла еще одну дочь. Ей было 29 лет. Было сильно жарко летом, она упала в обморок и ударилась головой. Ей сделали операцию, но она умерла. Осталась девочка 9 лет, внучка моя. Ей сейчас уже 26, у неё уже своё дитё есть.

Война – это страх. Страшно, когда ты лежишь под деревом, а стреляют эти «Грады». 2014–2015 годы – страшное дело было, что тут творилось! Горели дома. Мы сидели в погребе почти два года. Сейчас тоже трохи стреляли, но уже не так, как в 14–15-ом. Это был страх Господний.

Дочь очень сильно боялась, трусилась вся, когда сидели в подвалах. В метрах пяти от подвала снаряд упал, взорвался. Я думала, закидают нас тут живьём, если останемся жить. Это представить нельзя. Соседа убило, соседку ранило.

Оглушило нас. Нужно было, оказывается, рот открыть, когда стреляют, а я же не знала. Меня оглушило и заложило уши. Врачи сказали – контузия, отойдет со временем, только надо не нервничать. Ну скажите, пожалуйста, как в моей жизни не нервничать? Вот так и живём.

Внучка Елизавета, 14 лет:

3 июня 2015 года был обстрел, длился часов шесть, по-моему. Это был самый страшный обстрел в нашей местности.

Недалеко от нашего посёлка есть здание, там бомбоубежище. И много людей туда побежало, чтобы спрятаться. После этого обстрела много домов было разрушено, много людей поумирало.

У нас 4 июня должен был быть выпускной из четвертого класса. Понятное дело, он не состоялся, потому что 3 июня обстреляли нашу школу.

У нас, вообще-то, раньше в каждом доме были заселены люди. Но сейчас из-за войны поразбивалось много домов, люди уехали. До войны я могла выйти, и у меня были рядом друзья, можно было погулять, а сейчас надо идти на другую улицу или ещё дальше, чтобы встретить друзей.

Бабушка:

Мне 66, а ей 14 лет. Ну, естественно: «Бабушка, что ты там понимаешь?» Начинаешь ей объяснять – она понимает, она взрослая девочка. Разница большая слишком, 50 лет разницы. Конечно, им бы мать нужна. Но если её нет, так куда же деться? Это же мои внучки, моя кровь.

Внучка не даёт мне скучать ни на секунду, даже ночью. Вот поэтому я живу и держусь, знаю, что мне надо жить, покамест не подрастут дети. А тогда уже… Я у Бога прошу лет 10 хотя бы, чтоб мне дал Бог.

Она маленькая, спит со мной, потому что, когда стреляли, мы боялись ее ложить отдельно. Думала, собою накрою ее. А теперь она уже и не спит сама, боится. Теперь уже привыкла спать со мной. Поэтому я думаю, если будут стрелять, если будет сыпаться стекло, я её так укрою собой, маленькую, и всё.