«Сейчас радуюсь малейшей мелочи, потому что это момент счастья»

В июле 2014 года семья Ларисы Смирновой выехала в Россию из родной Красногоровки. Для детей стало шоком, когда поняли, что домой в ближайшие месяцы вернуться не смогут. Пятилетний сын перестал разговаривать. Дети очень переживали, с ними работали педагоги и психологи.

В 2016 году семья вернулась домой.  И несмотря на проблемы, с которыми столкнулись все жители прифронтовых населенных пунктов, учится ценить и радоваться жизни.

12 июля 2014 года мы выехали на территорию России, жили в палаточном городке (попали по распределению в Карелию). Там тоже были сложности. Дети сильно переживали, когда уезжали, не думали, что это будет надолго, что это просто на отдых. Но когда поняли, что уже начало учебного года и не можем вернуться домой, для них это стало шоком.

У меня шестеро детей, но со мной ехали трое самых меньших, три сына – 12 лет, 7 лет и 5 лет. У старшего, который уехал, начались проблемы с ногами. Средний сын закончил первый класс на отлично. А когда пошли во второй класс, то он ничего не вспомнил, даже 3+4 сложить, у него был такой шок, что пришлось обращаться к психологам. Хорошо, что помогли директор школы, завуч и учителя. Самый младший перестал разговаривать, заикался до такой степени, что не мог ничего сказать. Дети, когда увидели в палаточном городке, как приезжали люди, которые были непосредственно под обстрелами, как детвора там кричала, у них такой шок... Это состояние, когда не знаешь, что ждет дальше…

Самый старший сын, ему сейчас уже 30 лет, получил две контузии в Красногоровке. Осколки, которые были на поверхности, вытянули. Те, которые попали в район почки очень глубоко, прооперировать у нас не смогли. В итоге в Уфе его прооперировали, и он вернулся назад.

Мы в 2016 году вернулись в Красногоровку, а он в 2015-ом сразу после операции, когда начал ходить. Физически работать не может, у него начинает почка болеть и сильные головные боли. Мужчине 30 лет, а не может содержать своих детей. Это страшно.

Мама здесь оставалась. Было очень страшно, особенно когда не было связи и света и не могли связаться. В общежитии каждый вечер была как политинформация. Узнавали, кто дозвонился, кто по интернету связался, кто что узнал, что услышал. Этот страх передать не могу, до сих пор как вспоминаю – слезы на глаза наворачиваются. Когда и помочь ничем не можешь и в то же время ничего не понимаешь, что происходит.

В городе предприятия закрыты, трудоустроиться негде, молодежи заняться нечем. Когда оформляла детские, то говорили, что должна работать. Я говорю: «Девочки, родненькие, вы мне скажите, где? Вы мне сегодня скажите – буду там завтра работать». Работа нужна, на пенсию надо заработать. В городе предприятия закрыты. Выехать куда-то на работу не получится, детей не могу одних оставить, могут возникнуть вопросы с разных сторон про обязанности. С детьми тоже поехать не могу, потому что надо жилье снять и оплатить, содержать семью тоже не могу. Я живу одна. Вот такая история.

Ощущения, что мы в безопасности сейчас не бывает, несмотря на то, что более-менее спокойно. Но в любой момент ждешь, что опять рухнет. Допустим, через месяц не знаю, что ждет семью. Смогу я всех прокормить, одеть, обуть? Учитывая, что один студент в Красногоровке в техникуме [Донецкий колледж Луганского Национального аграрного университета] учится, хотя и получает стипендию, но это тоже расходы.

Сейчас радуюсь малейшей мелочи, которая происходит вокруг меня. На то, что раньше бы не обратила внимание, теперь обращаю, потому что это момент счастья.

Было такое, что людям возле меня нужна была помощь, а у меня оставались детские вещи, я отдавала, продуктами помогала. У меня была такая возможность. А сейчас помогают мне. Когда получаешь помощь, говоришь: «Господи, спасибо, что есть такие люди, у которых есть возможность и желание помогать». Иначе не выживешь.