Режиссер постановки "Лицо цвета война" Алексей Гнатюк: "Наши актеры играют самих себя"

Алексей Гнатюк – режиссер Мариупольского театра Концепция. Свою историю, а также истории коллег-актеров поместил в постановку "Лицо цвета война", рассказывающую по всей стране о страшных событиях в Мариуполе. Сюжет спектакля основан на историях, которые мариупольцы вместе с тысячами жителей других уголков Украины доверили Музею «Голоса Мирных» Фонда Рината Ахметова.

Моя история, что все-таки наш театр «Концепция», который был в Мариуполе… Четыре семьи. Наш театр стал убежищем для четырех семей актеров. Мы тут проживали вместе не на творческих площадках, а на нашей сцене родной. Наш театр стал убежищем. Настолько нас объединило внутренне, настолько нас раскрыло с разных моментов, и об этом я хотел говорить.

В критических ситуациях человек, каждый человек действует по-разному. Каждый реагирует на какие-то внешние факторы. Каждый по-разному воспринимает действительность, которая происходит. И вот в этот момент люди раскрывались. Проблемы, допустим, непонимание ситуации, экономия воды. Остро стоит вопрос с водой, какие-то санитарные нормы, которые надо было жестко соблюдать, чтобы не было антисанитарии в нашем театре. Поэтому у нас коллективно были походы к морю, мы набирали в бутыли воду и носили. Не каждый это хотел делать, подвергая себя и членов своих семей какому-то риску. В принципе, некоторых абсолютно устраивал бардак, скажем так.

Для меня это было все, каждая статуэтка. Моя актриса, когда спала, случайно уронила из Венеции привезенную маску за 300 евро. Она раскололась. Она подходит мне со слезами на глазах, зная мою реакцию, говорит: «Ну, как? Как же так неаккуратно?» У меня столько прошло зрителей, никто к ней… Ну, вот так случилось. И вот в этот момент я себя по-другому узнал. Я понимал, что для меня важнее не эта маска, а все-таки ее жизнь. Переосмысление за это время. Были ценности, переосмысление, каких-то внутренних… даже понятия самого себя. Я вел сам дневник, когда находился…

Я находился с 24-го по 27 марта, собственно говоря, этот промежуток времени мы и показываем в нашем спектакле. То есть в любом случае автор пьесы я, а потом я понимал, что будет очень сильным, если ребята допишут сами свои монологи, потому что это будет абсолютная правда. Это будет абсолютное погружение, и стопроцентное погружение, и эмоционально, и вообще не будет предлагаемых обстоятельств. Я не редактировал ни один монолог. То есть то, что кто хотел сказать. У каждого был разный посыл. И у нас из-за этого пьеса имела трансформацию несколько раз. Она менялась, из-за того, что у каждого своя история. Чтобы потом ее в одну композицию собрать, приходилось редактировать ее раз шесть. Моя мама, допустим, ей 70 лет, она очень тяжело принимает ту действительность.

Это было, это история, история моих предков, история моих фотографий детских, то есть я понимаю, что я это мог когда-то отсканировать. Прийти с работы и сделать какие-то сканы. В цифровом формате это было. Я этого ничего не сделал. И вот часть моей жизни была стерта, поэтому для меня, это… И маме очень тяжело, она до сих пор это тяжело принимает. Она не принимает эту действительность, ну когда она видит по телевизору какие-то истории.

Я оставил, когда познакомился с Музеем «Голоса Мирных». Я показал, говорю: «Мама, смотри, такие истории, не одни мы». Ей становится легче на самом деле. Она слушает, плачет. Ну как слезы, это тоже психотерапия. Наш спектакль – это одна из форм психодрамы. Когда человек просматривает, он проживает и на сцене, и сидя в зале это все проживает, и ему становиться легче. Поэтому в каких-то целях наш спектакль является лекарством.

В какой-то степени это говорит о том, как надо в таких критических моментах, знаете, как научное пособие, как выживать. Потому что когда я приехал в Киев к сестре, я ее мужу рассказывал о том, что как важно генератор иметь в доме. Как важны запасы, какие-то консервы, потому что не известно, что мы находимся сейчас все в военное время и все должны подготавливаться к этому, быть готовы.

Те же осветительные приборы на солнечных батареях. То есть эта история, она является не только нашей болью о том, что мы рассказываем. Это, все-таки, является частью нас, прежде всего нашего, внутреннего мира, нашего внутреннего содержания. Актеры, они ведь не играют как обычно предлагаемые обстоятельства, которые пишет автор пьесы, они играют, прежде всего, самих себя на сцене. И это очень ценно.