«Потеряв дочь, мне все стало безразлично»

Суркова Ольга:

Раньше всё у нас работало. И своя пекарня, и семечки у нас делали «Юзовские», и завод у нас хороший был, и больница процветала, потому что она районная была, со всего района ехали сюда.

Новый город очень сильно пострадал. Он самым процветающим был. У нас там и [супермаркет] АТБ был, и шикарный ресторан, и новый рынок. Это всё полностью стерто. Остался старый город. Люди все здесь в основном живут. Там единицы живут, в этих больших пятиэтажках.

Стрелять начали. Стрелять… Мы были дома. В общежитии люди начали паниковать. Они сразу в первый день все поразъезжались. Мы неделю жили под лестницей. Накрывали там матрасы, еда, питье, всё там было. Первый год мы жили, закрывачку делали на костре. Томат крутили. Это всё было на улице. Всё делали там.

У нас первый год не было воды вообще в городе, поэтому мы (хорошо, что есть колодцы) аж далеко ездили по воду, привозили. Это всё закатывали дома на костре.

Я работаю медсестрой в травматологическом отделении, Красногоровская больница. И нам первые два года очень много привозили раненых мирных жителей. Это страшно. Это страшно, какие раны. Долго заживали, очень долго мы выхаживали.

«Бехает», как говорит мой ребёнок. «Мама, бехает?» Я говорю: «Бехает, сыночек» – «Далеко?» – «Далеко». Хотелось, чтобы вообще не слышно было. Первое время очень сильно нервировало. Сидим, ждём вечера, сейчас начнётся «беханье». «Да, мама, началось?» – «Началось». Посидели-посидели, утихло всё, слава Богу. Утром точно так же: полшестого утра опять начинается «беханье». Мы сидим, ждём до семи, до полседьмого – опять «беханье».  

Упало на улице, прилет был и всё осколочное летело сюда. Все окна повылетали, телевизор вдребезги, одежда. Всё-всё повыкидывали. Наверное, было около шести вечера, мы были одеты. Мы отдыхали. И когда волна пошла, сначала не поняли. Потом ещё раз волна. Хорошо, что у нас простенок здесь в коридоре, и мы в коридор выбежали… Стены хорошие. Стояли покамест это всё не обошлось. Всё в осколках, всё полностью побито было.

Очень тяжело потерять ребенка, взрослого тем более. Вырастить его, выходить, дать образование и вот так вот резко раз – и нету ребенка. Это как правую руку отняли.

Данило Сурков, 8 лет:

Сестра была у меня. Она поехала в Донецк, и её снайпер убил.

Ольга:

Двадцатый год ей пошёл. Кулинарное училище закончила. Знакомых и друзей у нее не особо много было. Она домоседкой была у нас.

Данило:

Она была доброй. Мы с ней ездили на речку. Она мне всё вкусное покупала всегда.  

Ольга:

Девочка моя поехала в гости в Донецк к друзьям. Как мне сказали судмедэксперты, она шла пешком, пулевое ранение в ногу было, левого бедра.

Последний раз она со мной вышла на связь 5-го числа. «Мамочка, всё хорошо, всё нормально. Не волнуйся, я приеду 9-го числа, как раз после праздников дома буду». Ну, хорошо-хорошо, и потом связь оборвалась. Обстоятельства мне не известны, как это всё произошло.

Не понимала, что её нету. Даже маленький мой сыночек говорил: «Мама, это ж неправда, это ж не она. Мама, она ж придёт?»  Говорю: «Ну, конечно, сыночек, она придёт. Ну, это ж твоя сестричка, всё как положено».

У нас большая разница между детьми, 14 с половиной лет. И Катя была у меня, как няня. Она всегда помогала мне во всём.

Первое время, конечно, я очень много плакала, вспоминала. Потом понемножку стало легче. Постоянно не будешь плакать, правильно? Ребенок же маленький растёт, он всё это видит, поменьше чтобы он этого видел всего.

Она добрая была, нежадная, всегда со всеми делилась. Получила стипендию – Данечке, всё-всё Данечке. Добрая была, открытая, доверчивая сильно.

Спасибо большое Ринату Ахметову за то, что нам помогает. Он видит, как люди живут плохо, как им тяжело выкарабкиваться. Как люди буржуйки эти топят. И угля, и воды нету, и света иногда нету. Он помогает людям. А кто поможет, кроме него? Кто поможет? 

Хотелось бы, чтобы этого не было. Хватит уже, хватит. Люди хотят мира, от всего устали.