«Мы даже привыкли к керосиновой лампе и удивлялись, когда дали свет»

Семье Валентины Афанасьевны пришлось пережить многое, когда недалеко от дома начались военные действия. Вначале думали, что все временно и быстро закончится, но оказалось, что с каждым днем ситуация становится все опаснее. Однажды прямо за домом легли «Грады» и это было ужасно. Женщина любит готовить и больше всего хочет спокойно заниматься любимым делом.

Мы проживаем втроём: я, муж (участник ликвидации аварии Чернобыльской АЭС) и ребенок. Муж был там сразу после взрыва в 1986-м году. Он у меня инвалид третьей группы. У ребенка тоже статус с рождения есть. До конфликта жизнь была совершенно другая. Даже если я одна работала, то как-то мы могли прожить. Своё хозяйство было. Мы могли в Донецк ездить. Как-то не так это все было, конечно.

Почему-то 26-го мая [2014 года] я ещё даже не осознала ничего. У ребенка не получилось сдать государственные экзамены. Я ещё думала вдруг что-то изменится. У нее должны были быть экзамены 20-го мая. Дочка не поехала в Донецк, выехала сразу. Здесь такое маленькое село есть Новогригорьевка. 21-го августа [2014 года] были огромные взрывы. Тогда мы все и поняли. Мы думали, что это будет чуть-чуть и сразу же закончится. Но потом стало ясно, что что-то пошло серьезное.

Ребёнок поехал в Донское, а мы не могли. У нас была бабушка, она мало двигалась, две даже. Поэтому мы находились здесь. У нас очень сильно были [повреждены] стекла от [ударной] волны. Они полопались. Мы тогда три окна заложили, а рамы переставили на другие окна. Даже привыкли к керосиновой лампе и удивлялись, когда дали свет. Даже радоваться боялись – вдруг снова не будет.

Это была зима. Было очень тяжело ведь угля то нет. Дровами не могли [запастись], потому что бомбёжки. Это всё было ужасно. В деревьях осколки, пилить нельзя, пилы ломаются, привезти никто не может, а ещё многие сидели без работы. Полгода не получали пенсию. Пока перевели нас с Тельмановского района в Волноваху, пока мы там всё уладили с Пенсионным фондом. Очень большие были очереди. Это очень сложно. Потом постепенно наладилось с пенсиями.

Мы могли отопить только одну плиту в доме, часть дома просто закрыли. Ездить теперь можем в Мариуполь, но мы к нему не привыкли. Не знаем даже как там передвигаться, куда там что нужно. Мы привыкли к Донецку. Как-то нам всё очень тяжело. Уже привыкли ездить в Волноваху. Дали автобус, сразу его не было. Не было аптек. Мы на автобусе едем как-то. Если бы вот на Донецк... [Раньше] два рейса было. Все посвободнее было, лучше. Даже на рынок могли поехать и поздно вернуться. А сейчас нет. Если у кого нет транспорта, на рынок он так не поедет. Как-то не так уже всё. Я осталась без средств к существованию. Это очень тяжело. Источник жизни – моя работа. Но это благо что я дома занимаюсь выпечкой. Меня нанимают, просят, заказывают и вот так выкручиваюсь. Это же не выживание. Это не то. Но как-то на плаву держимся. Я работала, а потом получилось так, что потеряла работу. У нас были выбиты окна. Мы взялись, как-то переделали, собрали деньги, поставили себе два пластиковых окна.

Я и предпринимателем была, и еще работала, платила налоги и в Пенсионный фонд, и с работы. Сейчас работать негде. Всей душой желаешь, но негде. Когда были такие сильные заносы, что не приехала хлебная машина, я под заказ готовила. Девочки заказывали, и я это делала.

Так я и кручусь. Я буквально только вчера сказала, как хочу жить спокойно, заниматься любимым делом. Сама по себе техник, технолог общественного питания. Я готовлю, люблю это делать. Хочу встать утром и пойти на работу. Я когда вышла в магазин, в центр, как мы говорим – мне так дико было. Я достала обувь, какие-то вещи. А я же ходила раньше, это ж было – ходила в ДК, концерты были. Могла с соседкой пойти хотя бы попить кофе в магазине с нашей другой соседкой, которая там работает продавцом. Хотя бы какие-то полчаса, час. Это же тоже для души. Или просто приятно посидеть.