Война – это страшное, незабываемое никогда. Она разделила нашу жизнь на до и после.
То ли 25 июля, то ли 27 июля [2014 года] начали бомбить Первомайск. Мы это видели и слышали, как залетали самолеты, как началась бомбёжка. Первый обстрел нашего города был в сентябре, где-то числа 28-го. В то время я находилась в декретном отпуске, ребенку было два с половиной годика.
При первом обстреле нашего города возле нашего ДК «Украина» в двухэтажный дом попала мина. Она разорвалась на улице, погиб мужчина, в него попал осколок. В том доме находилась женщина, и меня попросили ее отвезти в Москву. Ей тогда было 82 года. Я согласилась ее вывезти, а те люди меня великодушно приютили. В Москве они выделили нам комнату. И с этого момента наша жизнь разделилась. Моим старшим дочерям тогда было по 20 и 18 лет. Они тоже уехали в Россию, жили в Московской области. Мы пробыли в Москве до 2015 года и с мужем вернулись на свой страх и риск. Впоследствии я пожалела, что мы вернулись.
В тот момент, когда мы были в Москве и был салют, ребёнок радовался и кричал: «Ура, салют!» Но когда здесь начинались обстрелы, ребёнок слышал, бегал по дому и тоже кричал: «Ура, салют!» От этого было очень больно, он не боялся.
Я вернулась на прежнее место работы. Начинались обстрелы – мы спускались в подвал, заканчивались – выходили работать. Мы перестали этого бояться. Самое страшное – мы привыкли к войне.
Нужно было как-то жить, уезжать не хотелось, потому что здесь все было нажито своим непосильным трудом. Был дом, машина, работа, зарплата. До сих пор мы находимся здесь.
Вроде бы сейчас перемирие, которое хоть как-то позволяет жить. Когда я перешла работать в Новотошковское, там, военная обстановка была хуже, чем в Горске. Если в Горске мы только слышали, то в Новотошковском и слышали, и видели. К нам периодически залетало. Но люли как-то привыкли работать и жить.
Дети испуганы. У нас в детском саду находится девочка с повышенной тревожностью. Она с бабушкой стояла на остановке, а возле них разорвался снаряд. Она на какое-то время перестала разговаривать, родители были обеспокоены и отвезли ее в больницу, начали колоть уколы. Но это только усугубило её эмоциональное и психическое состояние. Девочка при хлопке в ладоши сжимается и крепко закрывает глаза. Ей сейчас пять лет, но я не знаю, как ей помочь. Куда родители не обращались, никто помочь не может. А сейчас выехать они тоже не могут.
Мы были в Москве всего семь месяцев, а родители оставались в Горском. И каждый раз, когда мы им звонили по вайберу или вотсапу, было очень страшно. Они говорили: «Ой, мы все в подвале. Опять обстрел».
Первые четыре месяца войны в 2014 году не было никаких выплат. Ни зарплат, ни пенсий, ни декретных пособий. Мы жили только за счет сбережений наших родителей, они нас старались поддержать. В магазинах резко исчезли продукты, оставалась лишь одна газированная вода. Очень многие тогда разъехались.
Для меня семья имеет очень важное значение. Но сейчас из-за коронавируса мы не можем никуда выехать, очень скучаем по родным и друзьям. Война разделила всех.
Наверное, и сейчас нельзя быть беспечным и спокойным. Нужно быть начеку, думать о том, чтобы тебя нигде не прикрыло снарядом или еще чем-то. Нужно всем научиться толерантности, сопереживанию.
В этой ситуации очень жаль детей, они ведь ни в чем не виноваты. Многие люди до сих пор находятся в постоянном страхе. У меня соседка всю войну прожила в погребе. Она сидела в подвале и боялась. И даже в тот момент, когда было тихо, она все равно боялась выходить на улицу. У нас почти половина города – люди за 60 лет. Безусловно, война наложила отпечаток на здоровье каждого.
При цитировании истории ссылка на первоисточник — Музей "Голоса мирных" Фонда Рината Ахметова — является обязательной в виде:
Музей "Голоса мирных" Фонда Рината Ахметова https://civilvoicesmuseum.org/