«Ребенок шел по улице - рашисты его убили»

Иван Николаевич видел, как под снарядами и от рук русских солдат гибли мирные люди. В это время рядом не было ни одного украинского военного - оккупанты целенаправленно уничтожали именно мирных жителей

Мне 78 лет. Я жил в Мариуполе. До пенсии работал на заводе «Азовмаш». Война застала меня дома. Были сильные обстрелы, снаряды летали так, что сердце замирало.

Возле моего дома семь снарядов попали в гаражи. Я с балкона наблюдал за всем этим. Потом снаряд попал в торец соседнего дома - погибли семеро людей. Все туда побежали тушить пожар. Глядя на это все, я понял порядок действий российских солдат. Они начинали гатить по жилым кварталам с восьми утра до 12 часов дня. Потом у них было пару часов передышки, и они начинали снова. На следующий день они снова били по тем же кварталам.

Там невозможно было находиться. За нами из Киева приехала дочь. Как она доехала, я не знаю. Она хотела узнать у русских, есть ли «зеленые коридоры».

22 марта у нее забрали машину, а на следующий день во двор нашего дома заехали четыре танка. Я подошел к этим ребятам и матом говорю им: «Что ж вы отобрали машину?» А они: «Не может быть, идите в комендатуру». Мы пошли с дочкой писать заявление, что машину отобрали. Меня не пустили, сказали: "Деда нельзя пускать - может, у него граната". Я остался на улице. Ко мне подошли военные и спросили, где я раньше работал. Я ответил, что на «Азовмаше». «Налоги платил?» Я говорю: наверное, платил, как и все. Один замахнулся на меня прикладом и стал орать, что за мои деньги его в Донецке обстреливали. Правда, рядом стоял второй солдат, оттолкнул его, не дал ударить, и он промахнулся. Потом вышла дочка и говорит: «Какие налоги? Деду 78 лет. Сколько тебе было, когда он работал? Лет 12? Так какие обстрелы?».

У нас во дворе мать с дочкой готовили кушать, девочке где-то лет 17 было.

Потом из дома люди собрались и похоронили их там. Я на такие вещи не могу смотреть. Мне так плохо было...

24 марта у мужчины тоже машину отняли. Он нашел ее без колес и нам сказал: «Идите, может, и ваша там». Мы пошли. Пока трое мужчин ставили колеса на эту машину, снайперы стреляли по мирным людям, среди которых не было военных. Ребенка убили - он просто шел по улице. Мы увидели это и убежали оттуда.

У меня была старая машина. Мы в нее сели и уехали в Киев к дочке, когда первого апреля дали коридор. Дорога была тяжелой, везде проверяли. Нас, стариков, не трогали, а молодых раздевали по пояс. Мы семь блокпостов проезжали или больше, и везде очереди были в сторону Украины. По двое суток стояли, чтобы проехать.

В Покровском наша машина сломалась. Местные ребята нам помогли ее отремонтировать – съездили под обстрелами в Токмак за запчастью. Нас пустили в дом переночевать, накормили. За ремонт машины денег не взяли.

Еще был случай. Когда мы доехали до Запорожья по бездорожью, на машине погнулись все четыре диска. На шиномонтаже мне сказали, что могут починить только через неделю. Как раз пик был: все меняли зимнюю резину на летнюю. У меня от безысходности слезы покатились. Работник говорит: «Почему ты, дед, плачешь?» Я ответил, что приехал из Мариуполя. Он позвал помощников, пришли пять человек, отбаллансировали колеса. Не взяли ни копейки денег за это. Есть настоящие люди с большим сердцем. Так мы добрались до Киева.

Она инвалид первой группы по зрению из-за сахарного диабета. Я перенес инсульт уже второй раз, сейчас оформляю инвалидность. Мы бы в Мариуполе не выжили. Электричества не было, лифт не работал, и я больше не мог подниматься на свой этаж. Мы сейчас снимаем квартиру и двумя семьями живем.

Я каждый день слушаю радио и жду, когда скажут, что война закончилась. Только победителей не будет: слишком много жертв с обеих сторон. Как можно в XXI веке стрелять по мирным городам? Но ведь россию не передвинешь – она как была соседом, так и будет. Там есть нормальные люди, но у них нелюди при власти.