«Осталась одна у разбитого корыта»

Елена Григорьевна 44 года проработала в Марьинской школе-интернате. Но война в один миг все изменила. С ужасом вспоминает, как в канун Нового года во время обстрела зашла в свой дом и увидела, что все разрушено. У женщины от страха и холода одеревенели ноги и руки, вся дрожала. Позже попадания повторились еще несколько раз. Теперь ничего не радует, и она часто плачет…

В данный момент я не справляюсь. Спасибо только моим добрым соседям. Дети и кумовья остались здесь. Все, кто может, один одно мне покупает, второй приносит, третий заносит. Всестороння помощь от соседей. Не знаю, как бы я существовала, честно говоря. Раньше ко мне мог приехать сын нечасто, конечно. Но все равно помогал, как и внуки. А сейчас никто никуда [не может приехать]. Я сына не вижу уже почти год. Никакой помощи от родных у меня нет, помогают соседи как могут, поддерживают меня.

Была жизнь прекрасная. Тогда ещё здоровье было более-менее. Болели ноги, конечно, но не до такой степени. Ко мне постоянно приезжали мои два сына, мои невестки, четверо внуков. Меньший сын живет в Магадане. Два месяца отпуска они постоянно проводили у меня. Все съезжались: друзья, кумовья, здесь постоянно было веселье. Они мне и помогали. Младший сын, слава Богу, сделал ванну, унитаз, бойлер. Хотя бы это у меня есть. Я не знаю, как бы я существовала. 

Я 44 года проработала в детском саду в Марьинской школе-интернате. У нас было две группы детей. В младшей – дети, начиная с трех лет. Их нам отдавал Дом малютки. И была подготовительная группа, которую мы готовили к школе. 

У нас был график работы в день и ночь. Как сейчас помню, я должна была выйти на шесть часов вечера в ночь. Мне звонит заведующая: «Лена, так и так, вот такая обстановка». Я даже не поверила. Она говорит: «Если можешь, приходи пораньше. Часа в три или в два. Во сколько можешь, потому что в случае чего в школе подготовлено подвальное помещение, чтобы детей эвакуировать». Я пришла – везде пакеты с одеждой, едой. Но, слава Богу, та ночь прошла благополучно. 

Я вспоминаю, как мы месяцами жили в подвале. Сын приезжал, мы сидели полусидя, полулежа. Потом эти пули начали свистеть прямо возле подвала в стенке, где мы перебегали. Мы боялись даже бежать подвал, потому что в любой момент можно было эту пулю получить в голову. 

В 2014 году снаряд упал во дворе. Это было тридцатого числа. Я готовилась тридцать первого поехать сестре в Угледар и встречать Новый год. Этот снаряд, конечно, наделал мне вреда. Все повреждено: ворота, забор, сарай, сени, коридор, все двери вылетели на улицу, лежали аж возле ворот. Вот это было представление! Я как вспомню…

Я одна была, зима, холод, ничего не пойму. Захожу в дом, смотрю – у меня гуляет ветер. Я ничего не пойму от страха. Включаю свет, а первые входные двери лежат у ворот. У меня от страха и холода одеревенели ноги и руки, дрожали губы, думала, меня парализует. Я не знала, что мне делать. Но спасибо, конечно, соседям, я им позвонила ночью. Все прибежали, поддержали. Рано утром приехал сын с кумовьями. Стекол не было, осколками были побиты стены и все… 

Я живу возле шахты «Щуровка», здесь отовсюду летело, все побито. Конечно, жалко – все своим трудом, своими мозолями покойный муж строил. А сейчас оно так и стоит. У меня нет ни сил, ни финансовой возможности что-то делать. 

Я еле хожу, мне нужно ехать в Курахово к ревматологу, чтобы подлечиться, и я могла хоть немножечко ходить. Но у меня нет возможности. Сын не может приехать. Вот я всю эту боль переношу, ползаю, как черепаха, хожу еле-еле с трудом. Вот такая ситуация. Медикаменты и необходимое мне покупает и поддерживает моя подруга. Я пью обезболивающее, но результата особого нет. Буду ждать, когда сынок сможет ко мне приехать и подлечить меня, отвезти на консультацию. 

С войной вообще нет стимула в жизни, ничего не радует, ничего не хочется, часто плачу. Дети по телефону только начинают жалеть меня, а мне тогда еще хуже, я не могу разговаривать. Внуки растут, а я не могу никого видеть, осталась здесь одна, как у разбитого корыта… (плачет)