«Около года меня мучали панические атаки»

Война – это страх. Постоянный страх за свою жизнь, за накопленные материальные ценности, такие как квартира, за собственное будущее.  Это когда ты абсолютно ни в чем не уверен и всего боишься.

Война началась, когда мне был 21 год. Я училась на третьем курсе в ДонНТУ и у меня было все. Любящая мама, с которой я жила, своя уютная светлая комната, много друзей и абсолютная беззаботность. Я ходила на зимние пары, слушала лекции и вместе с ними долетали новости и из Киева. На Майдане палаточный городок, на Майдане жгут шины… Первые выстрелы, коктейли Молотова, пожары… Люди протестуют… Помню, это казалось таким далеким, будто кто-то постоянно рассказывает какой-то фильм.

И все мы, конечно, радовались, что у нас все нормально, мы тихо и спокойно ходим на работу, учимся в институтах и в целом жизнь идет своим чередом. Но оказалось, что этому быть недолго.

Я считаю первым днем войны, когда начали захват Донецкой администрации. Помню, как проезжая мимо этой толпы, я надеялась, что максимум еще неделька – и все разойдутся.  Но они захватили здание, потом поставили блокпосты на въезде в город. А я была шокирована все еще тем, что в Крыму провели «референдум». Но я все равно верила, что все образуется.

Настало лето. Сессию выставили «автоматом» по предыдущим оценкам. Такое решение было принято, когда в мой девятый учебный корпус прямо во время занятий прилетел снаряд. Обошлось без жертв, но институт закрыли вместе с сессией.

Помню серое предрассветное небо и раскаты выстрелов. Просыпаешься – и сердце в пятки уходит, бежишь смотреть в окна. Со временем мы все начали определять, где прилетает, из какого оружия летит ответка – «Град» или «Смерч», насколько от тебя далеко человек определялось по громкости пулеметной очереди. 

Вначале все боялись. В восемь утра перезванивались, чтобы убедиться, что все живы.

– Саша, привет, как ваша ночь?  Как мама? На Широком стреляли сегодня. Все хорошо?

– Оля, привет. Где твоя мама? Я слышала, на Боссе попал снаряд в ту остановку, с которой она ездит на работу. Все хорошо? Слава Богу!

И бесчисленное множество таких диалогов. Но удивительно, что со временем мы начали привыкать и не так сильно бояться громких раскатистых выстрелов.

Жизнь стала ужасной, но обычной. Все устали. У меня с балкона видно одну из донецких гор, террикон. В 2013 году зимой я делала милый фотосет с белым медведем на том терриконе. Замерзла, но была такая счастливая. В октябре 2014-го я смотрела, как с того террикона летит «Град». Смотрела и плакала, ведь он может в эту секунду принести смерть.

Осень. Нужно жить дальше. Мой институт переехал в Покровск, и я вместе с ним. Можно было остаться и доучиться в Донецке, но мама сразу сказала, что этому не бывать. Так из уютной светлой квартиры со всеми удобствами и любящей заботливой мамой я переехала в крошечную комнатушку в общежитии от института. И жила там еще с двумя соседками. Общежитие было со всеми его прелестями: отсутствием техники, горячей воды, холодной и так далее.

Но я недолго там жила, меня выселили. Денег не было совсем. И чтобы меня поддержать, со мной вместе выселились мои одногруппники, и мы вместе сняли квартиру.

Из-за близости к Донецку у нас часто не было воды, но во дворе был колодец. Квартира, которую мы сняли, была без столов, стульев, холодильника, кроватей (их мы забирали у хозяина и везли через весь город), собственно, без удобств. Я думаю, что в таком маленьком городке люди даже не знали, что квартиры можно сдавать и совершенно не были готовы к наплыву переселенцев. Денег совершенно не было. Я доучивалась, и это было для меня самое бедное время.

Поначалу я ездила домой, а потом это стало очень сложно, и я перестала. Дома я не была около пяти лет. По окончании института переехала в Киев и вышла на работу. Мама помогла переехать, перевезти все вещи и на следующий день уехала. Я осталась одна в огромном городе, где ничего и никого не знаю.

Около года меня мучали панические атаки. Я выходила из автобусов или убегала от людей. Мне казалось, что у них оружие или гранаты. Умом я понимала, что это не так. Но страх сковывает, держит за горло, и ты не можешь справиться с этим.

До сих пор это накатывает на меня, до сих пор меня пугают люди, но уже не так часто. Знаете, донецких легко найти в толпе. Мы все, как один, боимся до дрожи салютов даже спустя годы. И то, что других заставляет радоваться, нас заставляет замереть, прислушаться и только потом про себя начать говорить: «Спокойно, это салют, тут не бомбят».

Война заставила меня быстро повзрослеть, изменить множество своих юношеских взглядов, стать сильной. Но я, как в 2014 году, верю, что все это скоро закончится. Что Донецк и Луганск вернуться домой, что мы радостно будем говорить: Крым – наш, украинский. Но в Донецк я не перееду обратно. Война дала новый виток моей жизни, и я хочу быть тут. Никогда подумать не могла, что буду жить в столице своей любимой страны.

Счастье – это мир и покой, уверенность в завтрашнем дне. Солнце и голубое чистое небо. Мир, где ты и понятия не имеешь, как выглядит автомат.