«Наш дом горел – в него невозможно было зайти»

Мариуполь бомбили постоянно, квартира Ирины Алексеевны сгорела. Вместе с сестрой и кошкой она выехала через Крым в Россию, потом через Грузию и Польшу все-таки вернулась в Украину

Мне 53 года, жительница Мариуполя. Родилась на Дальнем Востоке, еще ребенком приехала жить в Мариуполь, родители были военными. Вся семья русскоговорящая. Так случилась, что я часто ездила по командировкам по Украине, и никто нигде ни разу не упрекнул, что я разговариваю на русском. Родственники мужа живут на западе Украины, и никто никогда не называл меня москалькой, - поэтому я удивилась.

24 февраля я была дома. В семь утра позвонила сестра и спросила, есть ли у меня вода, свет и отопление. Ничего этого уже не было. Потом я включила мобильный интернет и узнала, что война. Позвонил сын и сказал, чтобы я срочно уезжала. Я позвонила на вокзал, но на этот день билетов уже не было. 

25-го я ехать не смогла, поэтому до 22 марта я была в Мариуполе. Без воды, собачий холод и минимум еды. Пожалуй, это было самое трудное, потому что это надо было искать, бегать под обстрелами - это какой-то кошмар.

2 марта я ушла к сестре. Ее дом расположен с севера на юг. Там один дом стоял над морем - он неделю горел, его постоянно обстреливали. И мы понимали, что мы следующие были. 

Еще страшно было… глаза отца, когда его 15-летняя дочь провалилась. Мы кололи ей новокаин, лидокаин, но ей не помогало.

Потом шесть мужчин понесли ее под обстрелами в больницу, не зная: есть ли больница, есть там кто. Это было 21 марта.

Иногда появлялась связь: мы ловили ее, вылезая на крышу. Было опасно, но хоть как-то можно было сообщить, что мы живы.

С 21 на 22 марта наш дом расстреляли - он сгорел полностью, и все разбрелись. Мы перебрались к торговым центрам. Могли пойти к знакомым, но не факт, что они там были. Мы пошли к своему дому - он горел, и в него невозможно было зайти. Нам сказали, что нужно уходить.

По два-три человека перебежали широкую Авзовстальскую, и дальше без происшествий спустились вниз к морю - в село Виноградное, там по Виноградному еще километра два-три шли селом к автобусам с российской стороны. Было очень много людей, стариков везли на колясках, на тележках из супермаркетов. Все люди были грязные, в копоти, с непонятными баулами. И животных своих спасали - они все жались к людям. 

Когда мы погрузились в автобусы в полной темноте, мы не знали, куда нас везут. Нас привели в Безымянное - там в лагере для переселенцев нас разместили в каком-то клубе. Мы ночевали сидя, потому что не было места, чтобы прилечь, от недостатка еды и воды распухли ноги, но там кормили. 

Через двое суток нас погрузили в автобусы и сказали, что везут на фильтрацию. Куда – не говорили до последнего. Потом узнали, что едем в Докучаевск - это посреди дороги между Мариуполем и Донецком, и возвращаться туда, откуда мы сбежали, было очень страшно. Четверо суток мы ждали фильтрацию: два дня в школе, потом опять в клубе. У нас спрашивали, куда мы хотим ехать.

Мы с сестрой были настолько грязные, что решили ехать к родственникам в Крым. Поэтому мы выехали на Новоазовск, там прошли границу - была большая очередь. Оттуда нас довезли в Таганрог и сказали: «Если хотите, оставайтесь здесь, в лагере». Но там нас уже ждали родственники - они нас забрали. 30 апреля в гостинице в Ростове мы уже помылись. Это было такое счастье – горячая вода, свет, газ.

Сначала поехали в Керчь, к племяннице. Мы там немножко подлечились: меня хотели оставить в больнице, но я отказалась - побоялась. Когда мы немножко пришли в себя, я вернулась в Украину. Я изначально знала, что буду возвращаться. Мы выехали в Тбилиси, потом самолетом на Варшаву и во Львов.

Я работала корректором текстов - корректировала тексты начинающих авторов. Сейчас роботы нет, из-за перебоев со светом это проблематично.

Хочу, чтобы скорее война закончилась, потому что там погибают все без разбора.

Я не заглядываю в будущее, потому что сейчас я нищая, бездомная, живу только благодаря своим родственникам. Мне государство выплачивает ЄПідтримка. ООН, спасибо, выплатили помощь, и конечно же, гуманитарка. Но так не может продолжаться вечно. Просто в таком возрасте я не вижу себя в этом мире.