«Мы видели, как бомбили «Азовсталь»

Здоровье Натальи Михайловны сильно пошатнулось после трех месяцев, которые она прожила в подвале

Мне 67 лет. У меня есть муж, жили с ним в Мариуполе, оба пенсионеры. Я инвалид второй группы. 

24 февраля мы проснулись утром. У меня были проблемы с зубами, я долго собиралась к стоматологу сходить, и так получилось, что на этот день назначили прием. Вышла из дома и ничего не поняла: все суетятся, куда-то бегут. Когда пришла в поликлинику, мне сказали, что врача нет, он никак не может доехать из-за пробок, и если не сможет, то меня примет кто-то другой. Потом он подъехал. Когда я попала домой, узнала, что на нас напали. Моя подруга говорила, что война скоро будет, а я с ней спорила, что россияне никогда не нападут. А потом началось, очень громко стреляли. 

Мы шестого марта уже сидели в подвале. Сначала было пять человек, а потом собралось где-то тридцать. Десятого марта около нашего подъезда что-то упало, яма была пятнадцать метров в ширину и глубиной десять метров. Благодаря той яме, которая образовалась возле нас, танки по двору не ездили. Около той ямы у нас мангал стоял, наши мужчины там готовили еду, и только подошли к подъезду, как раз летела ракета. Они успели заскочить в подъезд. Потом еще горел соседний подъезд, туда ракеты попали, но на наш подъезд огонь не перекинулся. 

У нас врач был из роддома, рассказывал, что роды принимал, и на столе женщину пополам порезало, как ножом. Люди некоторые ходили к третьей больнице, чтобы проведать своих близких, но их не пускали военные. Рассказывали, что кругом валялись трупы, были сгоревшие машины. 

Потом практически все время мы просидели в подвале, а где-то двадцать пятого мая вылезли из подвала. Из города ехали наши знакомые, и мы с ними выехали через Донецк. Сейчас мы в Киеве, у нас тут родственники жили, которые нас приютили.

Когда мы выезжали, я уже была с костылем, потому что у меня сложное заболевание. Нужно было пройти фильтрацию. Знакомая сказала, что мы в Донецке быстрее пройдем. Мы там ровно месяц сидели. Через неделю там тоже были обстрелы из «Градов». Когда туда ехали, думали, спокойно будет, но опять начали стрелять. Стараюсь это не вспоминать. 

У меня друзья остались в Мариуполе. Подруга прислала фотографии домов возле шестьдесят шестой школы - стоят все разрушенные. Тяжело вспоминать, я и так не сплю. Я, как мать, вообще всегда была против войны, где бы она ни была. 

В Киеве один раз девочка мне предлагала помочь спуститься вниз, мне всегда место уступают – это как-то трогает. Если человек хороший, то в нем еще больше это раскрылось, а если плохой, то плохое вылезло. В Донецке тронуло, что люди очень хорошие, добрые. Ребенок там не захотел быть, уехал и поступил учиться в Мариуполе. Ему так нравился город, а сейчас такое чувство, что в Донецке жизнь замерла. Но люди стараются как-то помочь. Я стояла в магазине, но со спиной стало плохо, и женщина подбежала предложить таблетку. Хороших людей, конечно, больше. У моего ребенка очень хорошие друзья, они нам помогают. А поездки были очень тяжелые: мы возвращались в Украину автобусом через Прибалтику.

Когда все началось, у нас с мужем была заготовлена мука, картошка, около двадцати килограммов лука. Мы хозяйственные, с голоду не умирали, а если приходили люди, то мы их кормили. Потом гуманитарку привозили, и хлеб выдавали. Мы делились со старенькими. Воды не было, но к счастью, мальчики нашли колодец, и приносили воду. У нас был мангал, деревья рубили и на костре готовили. Пайки выдавали, на них записывались. Но я только раз ходила, я же носить ничего не могу, потому что сама иду с костылем. Кто выезжал в Мангуш, нам всегда привозил и хлеб, и какую-то колбасу. У нас подъезд был очень дружный, а в соседних то дрова не поделили, то воровали что-то в квартирах. У меня теплое отношение к людям, потому что у нас ни одну квартиру не разграбили. 

У меня сестра в возрасте, живет на Кавказе, и я попросила ей позвонить и сообщить, что мы живы. Когда появилась связь, ей позвонили. Можно было уехать за границу, там пережить это, но мы с мужем не поедем, потому что у нас собаки. Под обстрелами тяжело, но с нашим менталитетом мы никуда не поехали. 

Сначала было тяжело, потому что мне нужно было гормоны принимать, но сейчас у меня нет денег их приобрести. Хотя я сильно не обижаюсь на свое государство, потому что война есть война. А так, наверное, лучше наших людей нет. Друзья выехали в Германию, Австрию, Швейцарию, Испанию. Я им не завидую. Все пишут, что есть возможность уехать, но мы с мужем не хотим ехать никуда, здесь нам лучше.

Я чувствую, что мы должны победить, может, как-то и договариваться придется. Останавливать войну нужно, потому что столько людей гибнет, и пропавших много. И ведь в основном гибнет молодежь. Хочется, чтобы скорее все закончилось, чтобы Украина осталась и Мариуполь был украинским. У меня в городе остались люди пожилые, потому что им некуда ехать. Я стараюсь новости не смотреть, чтобы ночью нормально спать. Хочется, чтобы мир настал. Я думаю, в этом году должно все закончиться. У меня есть знакомая из Бахмута, этого города нет почти. Когда такое просто слышишь – это одно, а когда ты это видишь, переживаешь – совсем другое.