«Дрожь по телу, когда об этом вспоминаю»

Житель села в Мелитопольском районе выехал в Запорожье не сразу же после начала войны, а когда появилась возможность, потому что отдал документы. За время жизни в оккупации Иван Владимирович убедился, что российское величие — по большей части картинка. На этом фоне отношения с родными людьми и даже с собакой, которую он не смог бросить и вывез, приобрели новый смысл

До войны я жил в селе Веселом Мелитопольского района. В первые дни войны у нас было тихо, и только 28 февраля, в воскресенье, я увидел российскую технику, которая проезжала через наше село. Даже сейчас бегает дрожь по телу, когда об этом вспоминаю; выглядело диковато. Но их ряженые полицейские меня даже не останавливали, когда я нарушил правила на дороге, хотя погнались за мной, доехали до двора, стали автоматами махать, мол у них такие полномочия. Я считаю, что они ряженые, потому что у них были цепи золотые с палец, и они делали вид, что на все имеют право. 

Они говорили, что увидели меня издалека и посигналили мигалками! У нас по Запорожью с мигалками ездят, и ничего в этом нет. Может они к кому-то приехали, а о себе вообразили, что кто-то им должен. Но было страшновато, потому что непонятно, что у них в голове: сейчас как сгребут, и неизвестно, куда заберут, и когда отпустят. А у меня тогда еще и паспорта не было, потому что я к сестре в Мелитополь поехал и там документы оставил — ей надо было кое-что оформить. Поэтому не было потом возможности выехать.

Когда началась война, поднялись цены на лекарства, а мне нужны обезболивающие. И не все препараты там есть, которые мне надо. Но спасали передачки из Запорожья, хотя те, кто передавал, на этом зарабатывали. 

Со светом проблем не было, а газ покупали с лета в баллонах. Поначалу же газа не было, но потом его можно было купить, когда он появился. Хорошо, что это было летом, а не зимой. У меня брат в селе остался, мы созваниваемся, разговариваем. Тяжело, цены космические. Когда я общаюсь с людьми из Мелитополя, с которыми вместе получаем гуманитарную помощь, то узнаю, что у них еще и пострашнее истории! У меня там брат остался, хотя он и прописан в Запорожье.

Я ехал до Запорожья три дня, ночевал в Васильевке. Ехал своей машиной, со мной была собака. Єто как ребенок, я не могу ее бросить. Война войной, но это не означает, что надо животных бросать и предавать.

Нам было проще, потому что мы могли в машине и ночевать. А я видел, что автобус людей в Васильевку привез, на вокзале высадил, и они ночевали там; а если еще и дождь, то это был кошмар. Цены там космические, а по утрам очереди за чашкой кофе, как в мавзолей. На людях еще и так наживались. Но кофе был такой противный, что пить невозможно: его колотишь, а он остается на чашке, на ложке. А люди платили, чтобы выехать из Мелитополя в Запорожье; а если семья выезжала, то брали с каждого. Водителю ж все равно; он в маршрутку посадил двадцать или тридцать человек — сколько влазит, — и повез.

У меня же еще мама тогда в больницу легла в Запорожье, но ее прооперировали, из больницы быстренько выписали, и она поехала к сестре в Винницу.

Я на инвалидности, у меня проблемы с тазобедренными суставами, поэтому каждый день работать не могу. Подрабатываю то там, то там. Мы с собакой спокойно переживаем взрывы, у нас стрессов в этом плане нет.

Хочется, чтобы война закончилась побыстрее, но думаю, что будет еще не меньше года. Все мы хотим, чтобы побыстрее, чтобы домой поехать. Я знаю людей из Донецка, из Северодонецка, которым не платят, а они домой хотят. Но ждем, терпим, надеемся, верим, что все будет хорошо, что мы домой вернемся и все наладится. Страна отстроится, Европа поможет, и мы заживем действительно как в Европе.