«Дико было ходить по Луганску и видеть российские флаги»

Родился и жил до начала войны в Луганске в частном секторе. Жили как все, не жаловались. Работал автослесарем на заводе. Все было нормально, все устраивало.

День начала войны – 18 июля 2014 года. 17 июля был сбит «Боинг», а 18 июля начали обстреливать Луганск. Люди были напуганы, почти никто ни с кем не общался, не встречался. Проукраински настроенные граждане вообще молчали, боялись что-либо говорить родным или друзьям, ведь могли за ними приехать и увезти в неизвестном направлении.

Запомнился обстрел луганского аэропорта. Два «града» стреляли ночью. Видел, как стреляли, и видел потом последствия. Практически стерли с лица земли, многие украинские бойцы тогда погибли.

Запомнились обстрелы города Луганска. Сепаратисты обстреливали жилые кварталы, улицы частного сектора из миномета на грузовой машине.  Этот грузовик ездил в тех местах, где не видно, откуда обстрел. С высоких домов можно было бы увидеть, что у машины нет крыши и там сидит минометчик. Ездили по частному сектору, постоянно меняя дислокацию. Сеяли страх и вражду, так как пропаганда говорила об обстрелах со стороны Украины.

Когда начались обстрелы, банки и магазины были закрыты, не было электричества, отключили воду. С утра до вечера обстрелы. Как начались 18 июля, так и закончились сентябрем, когда стороны подписали перемирие.

Поначалу были запасы воды и еды. Воду брали в частном секторе из колодца. У одного человека был свой колодец и генератор, и он помогал и воды набрать, и телефон зарядить.

Дико было ходить по городу и видеть российские флаги. Тогда еще можно было уехать, в сентябре, когда стихли обстрелы... Автовокзал сравняли с землей, а на железнодорожном вокзале стояли группы людей, которые задерживали мужчин и заставляли воевать. Люди отказывались, вообще не понимали, что происходит, воевать никто не хотел.

Там собирались проводить референдум, после которого я сказал маме, что приму решение. 26 октября провели «референдум». На избирательные участки подвезли продукты, и голодные люди просто пошли за ними. А российские пропагандисты показали картинку, что люди якобы пришли на выборы.

Была все-таки надежда, что все откатится назад. Уйдет русский мир, Украина останется. Но в итоге, сказали, что за «ЛНР» якобы проголосовало 90%. И я принял решение уехать.

Боевых действий я не видел, но слышал, как стреляли. Мне повезло, в сторону, где я жил, мало прилетало мин. Мы прятались в подвале, ощущения незабываемые, когда слышишь, как летит, а потом бах – и дом весь ходуном ходит.

Хотелось бы все забыть, с самого начала. Всю жизнь прожил в своем городе, а меня выгнали, можно так сказать, потому что я не на их стороне. Если не на их стороне – значит фашист, бандера, а такие там «на подвале». Вы же не знаете, что там «на подвале» происходит. Просто вышел парень в ларек за хлебом, я его знаю, и пропал. Через три дня он пришел, сказал, что был задержан патрулем, не оказалось с собой паспорта, его вывезли и он три дня загружал «грады» карандашами. Поэтому все, кто проукраински настроен, молчали.

Когда я приехал в Полтаву, прочитал в новостях, что сепаратисты разбомбили железнодорожные пути. Это был последний поезд в Украину. После Полтавы был Днепр, потом по разным селам ездили. Мы с мамой уезжали временно, думали, что скоро все закончится. Нас направили в Желтые Воды, поселили в общежитии. Условия были хорошие. Я стал искать работу. Нашел в Кривом Роге, так и переехал.

Самое важное изменение в жизни из-за войны – это вынужденный переезд. Возьмите два чемодана, езжайте на все четыре стороны, живите, как хотите.

Первые две недели обстрелов все сидели по подвалам, были напуганы. Потом инстинкт самосохранения куда-то пропадает, и ты уже не боишься абсолютно. Летают мины, слышен свист, и есть секунды две, чтобы спрятаться в канаву, или под бардюр.

Народ стал выходить, рынки стали работать. Обстрелы продолжались, а народ как-то пытался выжить. Ко всему привыкаешь, уже по свисту можно определить, что летит и куда.

Когда мы приехали в Полтаву, был час ночи, и было очень дико, что город живет спокойно, ездят машины, работают светофоры, ходят люди даже ночью. Работают банки, магазины, мы попали в цивилизацию, от которой отвыкли. Люди живут своей жизнью, а у нас такое творится. Ощущения сильные и незабываемые, как будто ходил по пустыне, и, наконец, встретил человека, хочется обнять его от радости.

Какая вероятность того, что я бы вернулся в Луганск? Не знаю, семь лет прошло, там все разрушено и заминировано. Мой дом разграбили и подожгли.  Даже если все восстановят, как людей поменять?

Помощь от государства мы получили один раз 800 гривен. Мы с матерью переселенцы не той категории, которой положена помощь. Все семь лет как мог, так и выживал.

За последние годы кардинально поменялось отношение к людям. Стал больше в них разбираться, задумываться, анализировать. Война меняет людей, не важно, участник боевых действий, или гражданский, сознание меняется.

Произошла переоценка ценностей. Многое теперь кажется несущественным и мелким, по сравнению с ценностью самой жизни.