«Четыре с половиной часа рашисты прикрывались нашими телами»

Ольга Владимировна с дочерью были вынуждены выехать из оккупированного Херсона. На одном из блокпостов рашисты использовали их как живой щит. Это было пострашнее, чем сидеть в подвале под артобстрелами

Мы жили в Херсоне. В оккупации были почти три месяца, было очень страшно. 

Я с дочерью и мамой выехала с бесплатной эвакуацией. Мужа не выпустили, так как бесплатно эвакуироваться, мужчинам нельзя было, а мы с мамой - два инвалида,

Мы очень тяжело добирались, дорога была настоящим адом. Русские выгнали нас на дорогу, под обстрелы. Четыре с половиной часа они прикрывались нашими телами, потом нам разрешили сесть в автобусы. Потом был другой ад - минные поля. Мы чудом доехали до Кривого Рога, где уже отошли от того ужаса, который перенесли.

Мы ехали в желтом «Богдане», в котором досками окна забиты, потому что этот автобус до нас постоянно обстреливали. В том маленьком желтом «Богдане» было 52 человека, и были дети от двух месяцев до 18 лет. Одно дело, когда мы в Херсоне были в подвалах в доме и там эти «Грады» летали. 

Это было страшно, но не так, как там на дороге: они не разрешали даже с обочины уйти, стреляли автоматными очередями, чтобы мы были только на дороге. 

Чудом каким-то мы выехали, даже сами не поверили, что мы выехали и выжили. А муж до сих пор в городе, выехать нет возможности. Связь только по интернету, если есть свет и вайфай. 

До войны наш Херсон был замечательный город, а в оккупации, чтобы купить хлеба, имея свой хлебный завод, мы ждали по три часа хлебную машину. Человек по двести-триста выстраивались в очередь, а продавали по две буханки. Мы выходили с дочерью, вроде отдельно, и покупали четыре буханки. Видели, что рашисты вывозили зерно, муку, и боялись, что нам нечего будет кушать. Мы сушили сухари, выстраивались в очереди в магазины. 

Пока АТБ работал, там дешевле можно было купить, а самое главное - по карточке, потому что снять деньги было невозможно. В очередях стояли по часу-полтора, чтобы купить не то, что мы хотим, а то, что осталось на складах. А медикаменты – это, конечно, страх. Я пожизненно на тироксине сижу – у меня онкозаболевание щитовидной железы. Перекупщики начали продавать, сразу по две тысячи за 50 таблеток, хотя его цена – 150 грн. А без этих таблеток я не могу жить! Потом мы чудом нашли по 500 гривен, но рады были этому. 

Когда мы после всего этого приехали на подконтрольную территорию и я зашла в обычный магазин, меня поразило изобилие продуктов на полках и цены - как раньше, до войны. 

Психологически оккупация на нас отразилась. Россияне постоянно воровали у наших украинских людей джипы и микроавтобусы, и рисовали на них свои «зетки». И на подконтрольной территории мы постоянно оглядывались на такие машины, боялись – думали, что русские едут. Понимали, что это невозможно, но недели три жахались.

Мы уехали, потому что дочери нужно учиться в институте, а его захватили русские. Какое может быть образование, если мы с Украины? А мне врачи сказали, что нужна срочная операция – есть подозрение на онкологию, но нет наркоза чтоб меня прооперировать. Так что нам нельзя было находиться в Херсоне, хотя мы его безумно любим и ждем скорейшего освобождения, чтобы вернуться домой.

Мы верим в освобождение и в то, что война закончится как можно быстрее и только победой Украины.