Истории, которые вы нам доверили
Людмила Икаева потеряла сына после обстрела Мариуполя. Мужчина получил осколочное ранение. Медики помочь мужчине не смогли. Людмила осталась одна. В городе у нее разрушены обе квартиры.
24 февраля, утром мне в 6 часов позвонил зять, зять живёт в Борисполе, да и говорит: «Люда, у вас там всё спокойно?» Я говорю: «Да, спокойно». А он говорит: «А у нас стреляют, у нас бахает». Я говорю: «Сеня, я не знаю». Ну как, слухи уже были такие, я говорю: «Сеня я не знаю». Со мной внук жил, да, я пошла… Ну вот, это мы с ним поговорили, и я пошла на кухню готовить завтрак. Амир пришёл внука моего звать. Пришёл Амир на кухню, и ему пришла в группу эта… Он говорит: «Бабуля, два дня мы идём на онлайн». Я говорю: «Как на онлайн? Вы только с понедельника пошли в школу». Он говорит: «Учительница написала». Включаем телевизор, а там вот такие вот новости, всё. Ну, я, честно говоря, я не поверила.
Я не поверила, да. Ну все сразу звонки пошли, сразу всё, и на второй или на третий день уже начались у нас взрывы. И начались взрывы, ну на Восточном, к нам. Опять мы. Ну внука я сразу отправила в бомбоубежище, потому что я живу на Бахчиванджи 17/91. Это большой магазин под нами, АТБ, и там подвал 360 м², и близлежащие дома все туда пришли. Внук у меня был там, я ему даже… Уже бахало поближе, внук был там, я ему туда даже кушать носила. Газ ещё был, свет был, и вода была в доме. А я сама оставалась дома. Потом отключили свет, по-моему, второго марта, газ – или третьего или шестого.
И сын приходит, он был в другом районе жил, приходит и говорит: «Мама, и ты спускайся в бомбоубежище, не находись». Потому что начали бомбить уже «Тысячку». И я эту ночь – это было с 12-го на 13-е, переночевала в подвале.
Уже газа не было, мы все выходили, все вот здесь готовили. Подъехал сын на машине, меня прямо в шлёпанцах (а уже был мороз -15 в то время, все укутаны, все непонятно какие), и он меня запихнул в машину. Мой сын был для меня как ангел-хранитель, это был его последний день жизни. Он меня запихнул в машину с внуком и вывез. Я говорю: «Сынок, что случилось?». Он говорит: «Объявили «красную зону». И мы выехали, район не то Романовка называется. Около Черёмушек, там этот частный сектор. И он пошёл за дровами. Мы жили в одном подъезде, я на пятом этаже, а он на третьем этаже. Там у его друга третьего марта родился внук, и он делал там печку с дымоходом, потому что холодно, и он там был, поэтому приехал сюда к нам. Рядом дом. Он пошёл за дровами, и его ранило в шею – и всё, его не спасли.
Он у меня на руках умер, на глазах у внука. Я ночь с ним просидела. Там женщина-врач была, как могли спасали, но не смогли. Мы бегали внизу. Стрелка – район называется, ни врача, ни скорой, ни полиции. Обстрелы страшные, сыплется всё на голову. Машины стали выезжать, уже, допустим, 14-го, а 13-го уже порт своих людей смог вывезти по Милекинской трассе. И уже машины в шесть рядов стояли и выезжали.
Внук весь дрожит, во-первых, у него такой стресс: «Бабуля, я не могу, вывези меня». Я говорю: «Как я тебя вывезу, детка?»
Улица, где мы были, она небольшая и женщина – соседка, я её первый раз видела, она говорит: «У меня есть полместа, я могу вывезти вашего внука». Я сказала: «Забирайте». Я его к чужим людям посадила, чтоб его только из этого ада вывезти. С ним поехать не могла, потому что мне надо было сына похоронить. Не смогли. Там было кладбище, но директор кладбища сказал: «Без документов на кладбище похоронить нельзя. На Черёмушки везите, там есть морг». Ребята поехали. Бензина в городе нет, все уезжают. Нашли, один согласился вывезти, где морг.
Морг – это одно название. «Новая почта», двери открыты, на дверях написано: «Морг».
И там уже лежало несколько тел. И мы положили там сына. Амира вывезли в Бердянск. Связь кое-какая была. Эта женщина Надя, говорит: «Мы едем Бердянск». Там находился брат моей невестки. Они с рук в руки передали родственникам. Связь, чтоб вы понимали, с телефоном ходишь по городу, и вот под каким деревом, под каким кустом сработает. Всё. И я пошла. Внизу жили родственники, и они помогали с моим сыном. Моего сына звали Алан. Андрей – это Лилин муж, говорит: «Тётя Люда, пойдёмте к нам, чего вы у чужих людей остаётесь». И я спустилась, где Азовье, туда спустилась. Туда ещё с «Тысячки» пришли друзья. А у Лилы была машина, но прав не было, ещё не сдала. И мы поняли, что надо срочно уезжать. Мы находим водителя, он вывозит Лилиных детей, двое. Ирочка была со своим сыном и с мамой, старенькая у неё. Мы их первой машиной вывозим. И Олегович должен был приехать и нас забрать. Он проехал и вернулся назад, а сам живёт, где ДОСААФ. Транспорт не ходит, улица Нахимова, обстрелы страшные. Он говорит: «Я не могу, надо туда пробраться, сказать жене, что съездил».
Он морем пошёл и дошел до ДОСААФа, и там был прилёт в квартиру, и Олеговича убило, а жену ранило. Мы ждем, а его нет. Мы где-то неделю его ждали.
С бензином ещё проблемы, пока нашли другого водителя, уже трасса, город вообще закрыт, заблокирован. И 12 апреля так били, так били… Из Ельска летели самолёты. Я говорю: «Это что у людей должно быть в голове, что бы в 4 утра сесть в самолёт, зная, что люди спят, бросать им бомбы». Знаете, я удивлялась, что не сошла с ума, лежала и думала: вот эта бомба на меня попадёт или мимо? Это всё. Сильные обстрелы. Мы просидели (у Лилы частный дом и подвал) в подвале. Под вечер подутихло. Даже кушали в подвале. И Андрей, Лила, Ирочка говорят: «Мы подымаемся, будем укладываться». Уже вечером, говорят: «Хотите – и вы идите». Ну, я поднялась. Опять начали бомбить.
Я не могла слышать этот гул самолётов, не могла эти взрывы, бомбы слышать. Я говорю: «Я пошла вниз». И через 15 минут прилетает один прилёт в дом. Слышу, Андрей кричит: «Всем в подвал!» Ира не успела спуститься, а Лила вылезла из дверей, и ей голову отшибло.
Андрей за ней шёл, ему вся крыша на голову попадала, и он получил химический ожог. Лила лежит на пороге, упала. Наш дом не загорелся, а только рассыпался, а соседние горели. Мы не выйти не можем. Андрей окровавленный лежит. Не знаю, как эту ночь пережили. Наутро Ира с Андреем пошли к друзьям, а меня женщина увела в бомбоубежище. Андрей выжил, плохо слышит и зрение вообще упало. Они сейчас тоже в Бердянске. Просто не могла есть. Спасибо женщине, она мне давала кипяток, просто пила кипяток.
Не понимала, что со мной, просто не понимала. Когда пришла в квартиру – все обгоревшее. Это Пасха была, и я в церкви была, встретила знакомую, внук на танцы ходил, Таня, вместе водили детей на танцы. Она спрашивает: «Что с тобой? Все, идёшь со мной». Я пошла и вспомнила, что у меня работала Люба кассиром, я пошла к ней. Мы поплакали, она Алана знала. Всё ей рассказала. Она дала ключи и сказала: «Иди, живи в квартире моего сына». Я пошла к Юлику в квартиру. Как можно жить без света? Я жила на пятом этаже. Жила в двух остановках от воды. Что такое мне в 72 года пронести две остановки 24 литра, потом это всё по одному поднять на пятый этаж... В туалет пошёл – всё, воды нет.
Чтобы приготовить кушать, надо кошёлку клетчатую набрать палочек. Хорошо, что деревья побиты. Кошёлку спалишь – только чайник закипятишь, ни покушать, ни помыться. Как в таких условиях жить?!
И моя невестка начала вывозить. Хотели через Запорожье. Ребята, которые занимаются волонтёрством, не смогли проехать, я целый месяц их ждала. Потом приняла решение ехать через Россию. 15 июня поехала в Донецк, из Донецка в Торез, из Тореза по всей России, Литва, Латвия, Польша, Львов, потом только в Киев. Вот так выехала. Здесь у меня две племянницы, больше нигде никого нет, я вообще осталась одна. Не знаю, что будет дальше.
Конечно, Мариуполь будет украинский, конечно, будет победа, это однозначно, через год, через два. Не верю, что там всё так останется. Вы не понимаете, что сделали с городом. Я не думала, что этот город так люблю. Это мёртвый город, страшно. Страшно просто.
При цитировании истории ссылка на первоисточник — Музей "Голоса мирных" Фонда Рината Ахметова — является обязательной в виде:
Музей "Голоса мирных" Фонда Рината Ахметова https://civilvoicesmuseum.org/
Другие истории
