«Забирайте ребёнка, в городе танки»

Евгений, 9 лет:

Я видел, как по домам стреляли, ложились мины, взрывались, люди из-за этого умирают. Война – это ужас. Стреляют, бомбы попадают в людей, убивают. Это происходит, как в фильме ужасов.

Я видел огонь, как попали в качели, в магазин. Страшно было. Мы бежали в гараж. Мы неделю сидели в гараже. Потом пришли домой и посмотрели на этот ужас. Разломали нам дом.

Оксана Демченко, 40 лет:

Когда война началась, срок был у меня шесть месяцев беременности. Война началась – естественно, это нервы. Тут сильно стреляли. У нас есть гараж за домом, в гараже подвал, мы с детьми там неделю жили. И готовили кушать на костре, хлеб пекли на костре.

Я в положении – всё это сказалось. Поэтому ребёночек у меня родился вроде бы здоровый, но были удушья внутриутробные. Ребёночек неделю прожил и умер. Мне сказали, это последствия подвалов.

Потому что сырость, влага, нельзя было так. Но куда было деваться?

Было очень тяжело. Во-первых, я о себе не думала. У меня двое детей, я думала о детях, как их спасти, как их укрыть. Мы о себе с папой в тот момент вообще не думали, было очень тяжело, очень страшно. Это не рассказать. Даже сейчас прошло время, я боюсь до сих пор. Мы в другом городе были – начался салют, дети прятались под одеяло, они боялись этого.

Старший сын тогда учился в Первомайске в школе. Был конец учебного года, мне позвонила учительница и сказала:

«Срочно приезжайте, забирайте ребёнка. В городе танки».

Связи нет телефонной, прервалась. Мы бегом в Первомайск, забрали ребенка. И вот с того дня просто ужас начался. Мы до того были растеряны… Мы не знали, что это нас настигнет. Мы не ожидали, что наш посёлок окажется в такой ситуации сложной и страшной.

Воды нет, вода техническая бежала. Вообще ее сначала не было, света не было, телефона, ничего не зарядить. На шахту носили телефоны хоть как-то с родственниками общаться. Сидели без света, без ничего. Летали самолеты тогда. Ужасно было.

Самое большее, чего мы боялись, это когда самолеты летят, потому что если прямое попадание, это всё, конец. Мы сидели в погребе. Там папа стеллаж сделал, мы там спали. На костре готовили, даже хлеб пекли на костре.

Самое страшное было, когда летели фосфорные бомбы. «Фосфор» когда летел, горело всё. Многие люди, когда они летели, даже ничего не взяв из дома, бежали и просто уезжали. Среди ночи это всё происходило.

Утром вставали – уже некоторых людей не было, они все уехали ночью.

Бомбы светятся, вспышки в небе появляются. Они, как плавленая пластмасса, капают просто с неба и выжигают то, что выжигается. Это очень страшно.

После этого мы на следующий день уехали. Такой страх был! Тут дети у знакомых даже перестали разговаривать. В два-три года они разговаривали и перестали разговаривать. Я боялась тоже, не дай Бог, что такая психологическая травма может быть у ребёнка. Очень переживали. Хотя многие говорили: «Могли бы вы и не уезжать». Но это все делалось ради детей.

В наш дом попадали снаряды. В детскую площадку попадал снаряд. Многие квартиры вообще навылет разрушены, в соседнем подъезде буквально. Нас миновало, но у нас окна все повылетали. Квартира стояла без окон. Здесь у нас улица Шахтёрская вообще сильно пострадала. В 2015 году это было.

Что говорить за ремонт? Мы пока его не собираемся делать. Нет смысла. Не дай Бог, что-то опять. Деньги на ветер выкидывать. Сейчас очень тяжело что в моральном плане, что в финансовом.

Есть к чему стремиться. Вот я рощу детей, они сейчас учатся в школе. Я забываю, что у нас война здесь идёт. Как-то в суете этой легче становится. Есть страх внутренний, когда ты ложишься спать, до сих пор где-то слышны выстрелы. Невозможно это описать. Это просто страх и ужас. Просто ужас. Мне хочется, чтобы поскорее он закончился.