«Я выходила в огород и кричала от безысходности и беспомощности»

Из-за непрекращающихся обстрелов семья Аллы Куликовой вынуждена была переехать из родного города еще летом 2014 года. Женщина жила одна с двумя детьми и больной бабушкой. Все очень тяжело перенесли смену обстановки. Но деньги заканчивались, жить было негде, работы не было, а обстрелы в Донецке продолжались. От безысходности и беспомощности хотелось кричать…

Война для нас началась в июне в 2014 года. Мы жили в Донецке напротив воинской части.

Мы спали в коридоре между несущими стенами из-за того, что боялись. Это невозможно передать словами! Нам казалось, что стреляют в квартире. Все это было очень страшно, и мы вынуждены были бежать.

14 июля [2014 года] я думала, что мы уезжаем недельки на две. Поскольку было лето, мы взяли только летнюю одежду и выехали в Святогорск. У ребенка в три года была травма головы, и он стоял на учете у психиатра. А эти обстрелы и бомбежки на него очень влияли – он сильно боялся. К тому же, он тяжело перенес наш переезд на новое место, от этого стал неимоверно кричать. Я просто не знала, что делать, бабушка плакала.

Мы поселились в пансионате, но поскольку ребенок сильно кричал, то мы не смогли там находиться и были вынуждены искать квартиру. Таким образом мы переехали в Маяки недалеко от Славянска.

Мы там побыли две недели и вдруг хозяева, которые уехали, сказали, что они возвращаются. Я позвонила в Донецк, а родственники мне говорят, что там обстрелы и находиться с больным ребенком там будет тяжело.

Это непередаваемые чувства! К тому времени у нас заканчивались деньги. Мы приехали в Славянск и обратились в церковь. И нас бесплатно поселили у себя дома. Я думала, что побуду недели две и мы сможем вернуться домой. Но обстрелы не прекращались. Это Киевский район, как раз недалеко от аэропорта.

Мы прожили вне дома и сентябрь.

Я и вернуться не могла, и там остаться не могла, потому что у меня не было денег. Но нашлись люди, которые дали нам однокомнатную квартиру за коммуналку.

Я устроила детей в школу. Мне звонят с работы и говорят: «Либо ты возвращаешься, либо тебя нужно увольнять и брать другого человека». Я все время плакала, потому что положение просто безвыходное. Работы нет, никакой помощи ни от кого нет, помогала только церковь и волонтеры.

Потом мы оформили маме пенсию и месяцев шесть жили на ее деньги. Я стала на учет в центр занятости, работы сначала не было.

Я живу здесь уже восьмой год, сейчас работаю. Оформила ребенку инвалидность. Но моей маме тоже стало плохо. Она начала заговариваться, потому что постоянно плакала. Она не могла выдержать то, что в своем пожилом возрасте ей пришлось бросить дом и где-то скитаться, для нее это было шоком. Со временем она полностью потеряла память, в течение каких-то двух месяцев перестала нас узнавать. Суд в Славянске признал ее недееспособной. Так с двумя инвалидами мы скитались до 2020 года.

Мы выжили только благодаря помощи церкви и волонтеров. Многие протестантские церкви помогали переселенцам и вещами, и продуктами. Мы ведь выехали без теплых вещей, без обуви, без ничего. Но для нашего ребенка все эти переезды стали еще одной психологической травмой. Он кричал, а нас прогоняли с квартиры на квартиру, говорили: «Уходите, ваш ребенок мешает». А мы ничего не могли сказать. Это ведь не наша квартира, если бы моя, то я бы сказала: «Извините, но у меня больной ребенок, что я могу сделать?». А так соседи угрожали хозяевам, обещали на них жаловаться, что те сдают квартиру и поэтому хозяева предлагали нам уходить. Так мы поменяли семь квартир.

В декабре 2020 года мама умерла, так и не дождавшись возвращения домой. Сейчас сын уже окончил университет и уехал на работу в Киев. Я осталась здесь одна с ребенком-инвалидом.

Сейчас я работаю в школе и мне во многом идут на встречу. Но, конечно, очень тяжело финансово с оплатой жилья и лечения ребенка. Жизнь разделилась на «до» и «после» войны…