«Взрослые и дети болели: было очень холодно»

Елена с соседями пряталась от обстрелов в подвале. У них не было еды, воды и лекарств. Свои лекарства из домашней аптечки Елена отдала соседским грудничкам, когда они заболели

Семья моя жила в Мариуполе. Моему сыну десять лет. Муж умер полтора года назад, потому что ему не успели сделать операцию на сердце. 38 лет ему было.

24 февраля мы находились в Мариуполе. Жили на проспекте Строителей, 45 во втором подъезде. Мои родители и свекровь тоже жили в Мариуполе. Все наши семьи остались без квартир. Только мамина квартира на Троицкой сохранилась, но там тоже окон нет. В доме у свекрови на Урицкого, 24 лестничные пролеты все попадали. Мой дом тоже пострадал.

Было очень холодно, мы спали в одежде. Воды не было, продуктов не было. Пока квартира не сгорела, мы были дома и спускались в подвал, как только начинались авиаобстрелы. Воду спускали с батарей, чтобы руки помыть, а за питьевой водой ребята из нашего дома бегали к каким-то колодцам. Поначалу водовоз привозил питьевую воду, но людей возле него обстреливали, и он перестал ездить.

Нас не выпускали из города первое время, и только где-то 16 марта нам сказали, что можно попробовать выехать. Правда, говорили, что на выезде обстреляли колонну машин. Но оставаться дольше мы не могли – мой ребенок заболел.

Единственное, что у меня осталось — это машина моя. На ней мы и выезжали: я, ребенок и двое парней из нашего двора, один из них ехал за рулем. Сама бы я, наверное, не решилась уехать. Сидела бы и дальше в подвале. Но мне нужно было увезти больного ребенка, потому что медикаментов не было - мы отдали все грудничкам из нашего дома, когда они заболели.

Много было тяжелых моментов.

Страшные истории, страшно все это вспоминать и рассказывать.

Русские выпускали с трудом, но выпускали. В пути страшно было смотреть на огромное количество российской техники, на взорванные мосты и дома, трупы, которые валялись на дорогах. Никто ничего не убирал, потому что шли бои и продолжались обстрелы. Мы боялись, что русские нас развернут и отправят в город. Многих так возвращали.

Было страшно, когда нам сказали, что часть дороги заминирована. Впереди колоны машин ехала карета украинской «скорой помощи». Они остановились, из «скорой» вышли и пошли пешком женщина и мужчина. Вся колонна остановилась и ждала, пока они пройдут этот участок дороги и скажут, что можно ехать. Только потом колона тихонько двинулась вслед за «скорой помощью».

Нам прислали полицию, и полиция нас сопровождала прямо до Запорожья. Там нас встретили, накормили, напоили, дали что-то с собой даже: еду, какие-то пакеты. Это было настолько ценно и трогательно после того, что у нас не было ни еды, ни воды. Мы не ожидали, что нас так будут встречать.

Мои родители тоже уехали из Мариуполя, но остались в оккупации – в селе Боевом. В Мариуполь они не ездят, потому что это опасно: нужно пройти фильтрацию, а что там будет, никому не известно - всех мужчин увозили в неизвестном направлении. Поэтому родители сейчас не знают, что с их квартирой, связи с соседями у них нет. Скорее всего, они тоже будут уезжать в Запорожье.

Я подрабатываю, но ищу полноценную работу. С работой здесь очень тяжело, но мы остались в Запорожье - здесь ближе всего к дому, к семье, к родителям.

И до сих пор у него не самое лучшее состояние. Хорошо, что с ним поработал психолог. Сын немного отвлекся, познакомился с мальчиком, начал дружить. Но все равно, когда где-то вдалеке звучат взрывы, он очень боится, что здесь начнется то, что было в Мариуполе.

Вообще вся моя семья в шоке от пережитого. Никто из нас не думал, что русские смогут так хладнокровно стрелять по украинцам. Но они смогли. Мариуполь показал, что они способны на многое. Это страшно. Хотелось, чтобы война закончилась быстрее, но с таким напором, как россия на нас шла, как интенсивно это все происходило - я не знаю, когда это может закончиться.

Самое главное - чтобы над нами не летали снаряды. Квартира моя сгорела полностью со всеми вещами. Спасибо, что хоть не убили. Я рада, что ребенка своего смогла вывезти из Мариуполя. Сейчас мы в Запорожье снимаем квартиру, а возвращаться нам некуда – в Мариуполе у нас больше нет ни дома, ни родины. Там - руины и оккупанты.