«Возможность выйти на улицу появилась лишь в конце марта»

С десятого по двадцать второе марта оккупанты активно обстреливали район, в котором жил Андрей Михайлович. Все это время он с семьей и остальными жителями пятиэтажки сидел в подвале. Удавалось выходить лишь на лестничную площадку, чтобы разжечь костер и приготовить еду

Я коренной мариуполец. Первый день войны начался со взрывов на аэродроме. Потом было более-менее тихо. А второго марта проснулись с родными от того, что в нашем дворе разрывались снаряды. Пока шли боевые действия, я с семьей сидел в подвале нашей пятиэтажки на улице Зулинского. Мы выехали десятого апреля. Нашего дома больше нет. Он сгорел. А то, что от него оставалось, снесли. Возгорания происходили еще тогда, когда мы были в городе. Мы тушили их своими силами. Разбирали балконы, чтобы огонь не расползался по ним. 

Была в нашем подвале семья, родственник которой жил на выезде из города. Он между боями преодолевал на велосипеде пять-шесть километров, чтобы привезти семье еду. Кушал вместе с ними, а потом уезжал и говорил, что приедет через неделю. Иногда и нам что-то перепадало. Как-то он привез мешок пельменей. Нам не на чем было варить, поэтому мы просто чуть-чуть заливали их водой. Воду сливали из стояков, фильтровали и пили. Люди делились друг с другом, чем могли.

Десятого марта был массированный штурм. Тогда мы спустились в подвал и выбегали только на лестничную клетку, чтобы разжечь костер и приготовить покушать. Возможность выйти на улицу появилась лишь 22 марта, когда линия фронта сместилась на три дома от нас. Выжившие начали выбираться из района. Выйти можно было лишь в ту сторону, которую заняли оккупанты.

Я прошелся по семнадцатому и восемнадцатому микрорайонах. Это тем места, где я вырос. Видел поврежденный девятиэтажный дом. В тот день, когда бомбили третью больницу - я видел, как штурмовик заходил на боевой курс. Он снижался. Небо было в дыму. 

Во время одной из прогулок по городу я попал в подвал к оккупантам. Они забрали меня, потому что им что-то не понравилось в моих документах. Потом отпустили. 

Первые слухи об эвакуации появились пятого марта. Я посадил в машину родных и близких, забрал маму своего школьного друга и поехал к предполагаемой точке сбора. Туда же приехали полицейские и сказали не создавать столпотворение. Мы сразу поняли, что не будет «зеленого коридора», так как шли интенсивные бои. Припарковали машину. Она простояла там до апреля. Чудом уцелела. 

Третьего апреля мы перешли в семнадцатый микрорайон. Несколько дней были в квартире мамы. Она уцелела.  Привели в порядок себя, машину и выдвинулись в сторону Запорожья. Пересекли около 35 блокпостов. На каждом нас проверяли. В машине было две женщины, восьмидесяти трех и семидесяти четырех лет. Несмотря на такой возраст, их все равно заставляли выходить из машины, ощупывали. Не знаю, что искали оккупанты. Из Запорожья мы уехали на Запад Украины. Позже мне предложили работу в Киеве – и мы переехали. Я очень надеюсь на то, что мы вернем все свои территории.