«В Мариуполе мы пережили полную катастрофу»

Ольга Владимировна с мужем пережили в Мариуполе обстрелы и гуманитарную катастрофу. Долго не выезжали, потому что не знали, что с сыном и его женой.  

Мы жили в Мариуполе и видели, как горит Восточный микрорайон, потому что наш дом – на противоположной стороне. У нас седьмой этаж, и мы с мужем видели вспышки, взрывы. Хоть и далеко от нас, но было очень страшно. 

Через несколько дней пришла война и в другой район. Мы оказались на линии огня очень и очень скоро, так как на нас пошли войска из Мангуша и Бердянска. Наш микрорайон очень пострадал. С конца февраля по 9 апреля мы сидели в подвале. 

У нас дом был с подземным паркингом, как подвал. Мы не знали, что происходит, – только домыслы и слухи были. И только в начале апреля к нам кто-то пешком смог дойти и сказал, что россияне почти весь город захватили. А мы еще были под Украиной, мы были ближе к порту – и снова оказались на линии огня.

Наш дом длинный: с одной стороны въезд в паркинг – там уже стояли ДНРовцы, а с другой стороны, на выезде, стояли наши военные. Вот представьте, как мы жили. 9 апреля с той стороны, где стояли ДНРовцы, к нам в паркинг запустили две вакуумные бомбы – и все начали бежать в разные стороны. Но пострадал один мужчина только. 

Там мы поселились в пустом доме. Как оказалось, прежних жильцов оттуда раньше выгнали. Мы с мужем зашли. Все разбито и разрушено было, без дверей и без окон. Мы там ночевали. Нас не трогали, потому что не знали, что мы там. Через месяц мы пешком пошли к дачным домикам. Нашли домик - было это далековато - ночевали то в одном доме, то в другом. Так мы и жили.

Пока еще мы были в Мариуполе, это была катастрофа. Воды не было. У нас изначально в паркинге прятались 300 человек. Там никто не кричал, не верещал, когда слышны были взрывы. Воду брали, у кого какие были запасы, но они быстро закончились. И когда еще 8 марта выпал снег, мы выбегали на улицу, когда было хоть немного тихо, сгребали этот снег и пили. И так был запас. Потом брали воду из бассейна.

Продукты как-то были. Кто уезжал, оставлял нам продуты. У нас с мужем практически запасов не было, потому что мы и не думали, что такое может быть вообще. Продуктами люди делились. Уже в конце и смеси ели, потому что кто уезжал с детьми, смеси и манку оставляли. Готовили возле ворот на мангале, а ворота постоянно отлетали от волны, и мужчины пытались хоть чем-то заделать.

Нам предлагали выехать машиной. Мы могли поехать, но не знали, где наш сын.

Мы нашли сына в конце апреля только, потому что шли уличные бои, везде блокпосты были, а я потеряла свой паспорт при взрыве нашего дома. Меня пропускали только благодаря мужу - он везде подтверждал, что я жена его. Но мне все равно надо было найти свой паспорт, поэтому надо было возвращаться к нам домой. А везде - военные, «ДНР»…

«Я стала человеком, когда нашла свой украинский паспорт»

Нас не пустили в паркинг - сказали, что начальство будет ругаться. Мы зашли с другого входа - там тоже был мужчина, который с нами раньше там сидел, и мне он сказал, что нашел мой паспорт с курточкой. Я так рада была! А то мне уже сказали, что если не будет паспорта, мне выдадут справку, а потом выдадут русский паспорт. И когда я нашла свой старый паспорт, я стала человеком.

У нас не было денег выехать. Из того, что было на карточках, когда мы хотели обналичить, менялы забирали себе четвертую часть от суммы – и, конечно, деньги быстро закончились. Потом мы еле-еле смогли гуманитарку получить, хоть что-то. Когда уже появилась связь, мы ходили в одно место, где вышка стояла - там могли дозвониться своим родным и сообщить, что мы живы.

Где-то в середине мая мы смогли позвонить по вайберу, и первым делом я позвонила сестре. Узнала, что у мужа мама умерла, не дождалась нашего звонка. И так все закружилось… Надо было ехать.

Некоторые обманывали, или срывалась поездка по той причине, что путь закрыт был. Мы целый месяц искали. А пока искали, уже под Запорожьем было неспокойно. И потом, где-то 7 июля, за день до выезда, нам сообщили, что будут ехать верующие – они, в основном, вывозили больных людей. Они за нами заехали, и мы с ними приехали в Бердянск. Хотя нам сказали, что сразу сядете и поедете в Запорожье, но получилось, как получилось.

Мы семь дней были в Бердянске - ждали перевозчика своего. Потом приехал автобус полный с детьми и женщинами, нас пустили в этот автобус. Конечно, дорога была тяжелой – много блокпостов, проверок. А когда подъехали к Васильевке, там была колонна из 300 машин, и нам сообщили что мы будем стоять в очереди трое суток. Женщины с детьми сразу перепугались: как с детьми в поле ночевать? Потом подсказал наш водитель, что надо поговорить с главным, кто отвечает за блокпост. Мы его нашли, и он нас пустил в первую колонну, где сразу можно было проехать. И так мы проехали.

Конечно, дорога была разной. Когда ехали под мостом, сам мост был разрушен. Слышали хлопки под колесами – это, оказывается, русские стреляли под колеса, предупреждали. А когда въехали на украинскую сторону, было счастье, конечно, когда увидели наших военных. Мальчик, который был с нами в автобусе, закричал, что это хорошие дяди.

Мы приехали в Киев. У меня сестра живет в Киеве, она сказала: приезжайте, мы вас примем.

Чем дольше будет длится эта война, тем хуже будет для Мариуполя и для тех, кто там остался жить.

И я боюсь, как люди там. Я звоню знакомым в Мариуполь, а они меняются и говорят: «Не надо нас освобождать, нам и так хорошо».

Когда мы проходили блокпосты, орки эти нам говорили, что они нас освободили. «От чего вы нас освободили? – мы спрашивали у них. – Вы у нас все забрали, мы теперь бомжи, спасибо, хоть жизнь оставили». А они на нас смотрят и не понимают. Вот это печально.

Как только повесят украинский флаг в Мариуполе – поедем туда, будем восстанавливать. У нас такая специальность, что как раз понадобится, хоть и на пенсии, но все равно. Как пустят – сразу поедем! Хочется, чтобы быстрее.