«Увидела, как звездочки летают, - и даже не допускала, что это оружие»

Любовь Николаевна с мужем выезжали к сыну в Германию и поражались, как хорошо к ним относились совершенно незнакомые люди. Она не может понять, откуда берутся те, кто с удовольствием уничтожает других людей и даже детей 

Дети позвонили: «Мама война! Быстро соберите вещи и едьте к нам!» Они жили в пригороде, а мы с мужем – в Киеве. У нас долго были колебания: уезжать - не уезжать, потому что дом для меня - все. Но понимала, что дети очень будут переживать, все побросали с мужем и уехали к детям.

Дорога, конечно, была страшная. Вышли на автостанцию - там нас должны были подобрать. Мы пешком где-то полчаса шли туда. Люди бежали, из машин - пробки. На людей было страшно смотреть: дети, старики, а с ними еще собаки, кошки… Я даже как-то неловко себя чувствовала, потому что мы едем в машине, а люди идут пешком.

Все это мне было, конечно, очень больно и страшно - за этих людей, за все. Но пазлы в голове не складывались: что это действительно война, что это действительно угроза жизни и разрушения, и все прочее.

Мы уехали к детям 24 февраля. Я, чтобы как-то успокоиться, стала что-то делать на участке. Было очень тихо – ни один лист не шелохнется. 

И после этого стали бомбить Гостомель: взрывы, взрывы, взрывы - один за одним.

После этого пошли ночи такие: до полчетвертого еще как-то более-менее, хотя все рвалось, все летело, а потом начинаются опять взрывы страшные. Однажды сидели с внучкой, она делала уроки, а я посмотрела в окно - не пойму, что за звездочки летают. А потом понимаю, что это не звездочки. Я же никогда этого не видела и не знала, не допускала, что это какое-то оружие. И слетели мы всей семьей в подвал. 

А потом уже, когда стало совсем близко прилетать на стоянке, мы сели в машину и поехали. Были у знакомых неделю, потом поехали в Ужгород. Дорога, конечно, тоже страшная. Хотя, я не могла понять, как наши ребята, которые стояли под пулями и могли каждую минуту погибнуть, на блокпостах нам говорили: «Ну что вы такие грустные? Улыбайтесь, все будет хорошо, мы победим!» Это такая боль - понимать, что мы убегаем, а они стоят и еще нас подбадривают. Это дорогого стоит. Я готова каждого из них расцеловать, обнять.  И у меня за каждого болит душа.

Ну, мы уехали в Ужгород, переночевали там, люди приютили. Потом перешли границу. Нам надо было в Германию – у нас там сын живет. Там стояли немцы с плакатами. Это надо было видеть, как они душевно нас приняли! Накормили, напоили, забрали в бусик нас и повезли в Баварию. Целый день заботились о нас. Вечером поселили нас в семье, которая тоже приняла нас с распростертыми объятьями. Там мы остались на несколько дней, потому что муж приболел в дороге. Мы там отдохнули, муж подлечился, и нам помогли купить билеты на Мюнхен, а оттуда - на Дюссельдорф. Там нас сын встретил.

Мы там были до 30 июня, все время плакали, потому что очень хотели домой. Немцы нас очень хорошо принимали. И обеспечивали всем, и можно было без проблем оставаться, и язык учить, и все такое. Но очень-очень хотелось домой – и мы вернулись.

Потом слышу звук сзади, смотрю - еще одна перед домом летит. И после этого, минут через пять, три взрыва.

Прихожу домой на 11 этаж, а у нас на переходе стекла повылетали. Благо, в квартире осталось все живо, цело. А этажами ниже все позаклинивало, повыворачивало ударной волной. Мы быстренько собрались - и опять к детям.

Но я счастлива, что вернулась домой. Тут все свое, родное. Люди свои. Вот, вчера - иду в магазин, встретила совершенно незнакомую женщину. Идем друг к другу навстречу: «Доброго дня!» - «Доброго дня!» И у нее слезы на глазах, и у меня слезы на глазах. Мы можем поговорить, мы можем поплакать… Оно родное, и ничто этого не заменит.

Хочется, чтобы скорее это все закончилось, и просто жить. Просто чтобы были силы хотя бы не быть обузой детям. Чтобы быть мобильной, жить, помогать. Вот и все.

Конечно, я считаю, что Украина свое отстоит, и мы будем жить своей страной. Я верю, что победа на нашей стороне.