«Ты – как какое-то животное, которое не знает, в какую щель спрятаться»

Война – горе и зло. Для меня она началась в апреле 2014 года, когда я проснулась от того, что над моим домом летал вертолет. В этот момент я поняла, что и началась у нас война.

Взрывов я не видела своими глазами, потому что, когда были взрывы, мне удалось покинуть город, хоть и с большим трудом. Но слышать это все я слышала, поскольку находилась в том районе. Снаряды летели через наш поселок с двух сторон. И мы слышали, как выстреливает с одной стороны и через несколько секунд взрывается с другой стороны. Потом обратно.

Мы говорили постоянно о том, что нужно постараться покинуть эту территорию на какое-то время, переехать, уйти, скрыться, убежать, чтобы ребенок этого не слышал. Я искала возможность покинуть черту города. Говорили о том, что все это безумие, невообразимый кошмар и не может быть реальностью.

Я поняла, что в жизни все очень нестабильно. И надеяться на какую-то твердость – просто иллюзия. В любой момент все может измениться, и я не могу как-то на это повлиять. Появилась внутренняя неуверенность, постоянное ощущение жидкости под ногами. Может быть, по этой причине я решила даже переехать.

Никак не могу забыть один эпизод. Я с ребенком ехала в автобусе. И над нами летал вертолет, который был сбит, он начал падать, из него пошел дым. И это было недалеко от нашего автобуса, может быть, в километре. Хотелось куда-то зарыться, чтобы не видеть этого. Ты – как какое-то животное, которое не знает, в какую щель спрятаться. Просто мурашки по всему телу и волосы дыбом.

А еще у меня не было средств купить продукты, потому что заблокировали мои счета в банке и социальную карточку, на которую начислялись деньги для питания ребенка. Мы не могли покинуть черту города, потому что не было денег нанять такси. Оно стоило тогда очень дорого, потому что никто не хотел под обстрелами рисковать и ехать.

Потом в городе отключили свет и воду, мама носила воду из речки, а речка за два километра от моего дома находится. Мама питалась шелковицей с дерева почти два месяца.

Родители семь лет копили деньги и вставили мне окна. На ремонт до сих пор нет средств, потому что нищенская заплата и нет возможности какого-то дополнительного заработка.

Хотя в нашем городе военных действий нет, но в 50 километрах – уже минные поля и военные действия. Я не считаю, что война закончилась в моем городе. И у меня было постоянное чувства страха, что может что-то прилететь и взорваться.

Все это время у меня была навязчивая идея куда-то подальше от этой точки переехать. Такая возможность появилась. В октябре 2020 года мы приехали в Одессу и здесь пока живем.

Когда были военные действия, выехать было иногда невозможно. Все время идет обстрел, и автобусы не ездят, хоть пешком иди.

Сейчас-то, пожалуйста, езжай, куда хочешь. А когда было нужно уйти, уехать, убежать, чтобы дети всего не видели, это было невозможно. У моего младшего ребенка гиперкинетический синдром. Когда началась война, ему было 3,5 года. А когда ему было 9 лет, он просто шел по городу, и где-то что-то бахнуло – он упал и испугался. Что будет дальше с его психикой, я не знаю.

У меня в Славянске остался дом. Тянет туда. Если бы там была нормальная экономическая обстановка, хотя бы как прежде, наверное, можно было бы вернуться.