«Русские самолеты уничтожали наши дома район за районом»

Больше всего мариупольцы боялись самолетов – люди с замиранием сердца ждали, куда на этот раз упадет бомба

Я всю жизнь прожила в Мариуполе. Мне 40 лет.

Первые взрывы в районе левого берега начались еще 22 февраля. Мы собрали сумки, но все в Мариуполе думали, что ничего страшного не будет: по окраинам постреляют, и все. Тревожно провели 24 февраля, но в городе еще было относительно спокойно. А второго марта уже отключили свет, связь и газ. И начали прилетать снаряды в разные районы города. Тяжело и больно вспоминать подробности.

24 число началось с того, что мы побежали в магазин и стали покупать всякие консервы. У нас еда была: хоть и не такая, как хотелось, но голодать не пришлось. Вода в ограниченном количестве, но тоже была. В баклажки с крана успели набрать. Потом нам пару раз знакомые завозили воду, пару раз волонтеры привозили во двор. Лекарства у нас были – я запасливая. К счастью, никто не был ранен.

Все, что там происходило, шокировало. Самолеты район за районом на обычные дома скидывали бомбы. Сейчас многие люди думают, что это ВСУ, «Азов» из танков дома расстреливали. Меня это поражает.

Люди выходили готовить на костре и начинался обстрел. А после обстрела мы выходили и видели огромное количество убитых.

Примерно до двадцатых чисел марта я была там. Самое страшное – это самолеты. Они вылетали каждые десять минут, и весь город замирал в ожидании того, куда упадет снаряд.

Выезжали мы со знакомыми на машине через Бердянск на Днепр. Это было страшно - мы попали под обстрел. Надо было ехать аккуратно, потому что в некоторых местах были мины на дороге. У нас была небольшая колонна. Из Мариуполя люди начали выезжать примерно с 11 марта. Но мы находились в районе Кировского жилого массива. Его очень сильно обстреливали, поэтому выехать мы смогли далеко не сразу.

Моя мама в Мариуполе осталась – не смогла оставить двух собак. Мама боялась даже из подвала выходить. Ее было сложно забрать - никакие аргументы не действовали.

Я не могла связаться с родителями примерно до конца апреля. Потом появилось приложение Yolla, и я связывалась с ними через это приложение. Потом появился номер «Феникса» - это российский оператор. Мы с ней созваниваемся, когда она выходит на работу. Она устроилась вахтером в общежитие - там есть Интернет, и можно поговорить. 

Я сейчас в Одессе. Пока не работаю. Мне кажется, что в этом году война закончится. Но, возможно, мне просто так хочется.

Будущее свое я вижу в Украине. Я категорически не хочу никуда выезжать из своей страны. Буду жить в Одессе и искать работу. Хочу обосноваться тут окончательно. Я планирую родителей сюда забрать. Мне мама сейчас говорит, что у них все нормально, но мне непонятно, что значит «нормально», когда весь город развален. Единственное, что хорошо, - не стреляют. А людям после всего пережитого кажется, если не стреляют, значит, уже нормально.