«Люди стояли в очереди, а на них обрушился дом»

Сергей уезжал из Мариуполя в конце марта. В оккупации он видел обстрелы, гибель людей, рушащиеся здания

Мне 30 лет. У меня есть жена, шестилетний ребенок. Теперь мы живем в Одессе.

Когда началась война, мы сначала думали, что будет как в Восточном - постреляют и упокоятся. Я не паниковал, хотя насторожили утренние прилеты. А потом с каждым днем становилось все хуже и хуже. Можно было выехать 15 марта, когда уже не было блокпоста в Мелекино, но я не хотел бросать родителей, а они отказывались уезжать, оставлять дом.

Нам не хватало еды. 25 или 26 февраля работал еще оптовый, я смог туда проехать. Спасибо армянам, я у них поменял доллары, купил мешок лука, два мешка картошки. Благодаря этому луку и картошке мы выжили. Мы переехали на Черемушки в родительский дом и были до 24 марта там. К нам постепенно родня и знакомые начали приезжать. Людей надо было чем-то кормить. За водой ходили на родничок, а вот с едой была проблема. У нас были деньги, но мы не могли купить еды, чтобы поесть самим и накормить ребенка – это была гуманитарная катастрофа.

Шокировала гибель людей. Люди стояли в очередях, еще немного работали частные магазины. Снаряд попал в пятый этаж дома, разорвался, и часть этажа обрушилась на очередь. Я проходил там, видел, что человек пять убитых было. А перед этим возле «АТБ» первый труп увидел. Мужчина был с осколочными ранениями, и, похоже, его даже пытались спасать, - у него были перевязаны ноги. А потом он просто лежал, никому не нужный.

Мы 17 марта забирали бабушку супруги из Центрального района.

Мы приехали к бабушке, и там начались жуткие прилеты. В соседнюю четырнадцатиэтажку прилетел снаряд. Возвращались мы через Драмтеатр, потому что дорога, по которой мы приехали была перекрыта – на нее упали этажи разрушенных домов. Я даже сразу не понял, что Драмтеатр разбит, проехал мимо в шоковом состоянии. Добрался до дома родителей.

А часа через два пришел сосед. Он вот так просто на велосипеде катался по городу, приняв гидазепам. Сосед показал мне фотографию Драмтеатра, и тогда я понял, что он разбит полностью.

День седьмого марта был спокойным. Мы сидели в подвале в гараже: моя семья, родители, соседи. Шел парень по дороге, нес охапку тюльпанов. Мы его спросили: «Откуда у тебя сколько тюльпанов?», он казал: «Мы выращивали, готовились к восьмому марта продавать. А теперь что с ними делать? А у вас тут женщин много?»

Еще одна мне запомнилась ситуация. Парень рядом с нами жил, МЧСовец, недалеко была пожарная часть. Я раньше мельком видел его периодически, не был с ним знаком. А когда мы под гаражом кушать готовили, он всегда приходил и рассказывал, как себя вести во время обстрелов, давал грамотные, хорошие советы. И когда я уже выехал и просматривал группу погибших, оказалось, этот парень погиб. Их отправили в район завода Ильича, и его там из РПГ расстреляли, он мгновенно сгорел в машине. Жаль хорошего парня…

Естественно, война отразилась на нас на всех негативно. Есть и психологические последствия. Но я рад, что мой ребенок не видел этого ужаса, потому что он почти все время сидел в подвале.

Спасибо моему отцу, что он его натренировал быстро спускаться. Когда мы выезжали, вокруг была разбитая техника, и супруга отвлекала его внимание, чтобы он не видел этого. Мы приехали в Бердянск, и он у меня спросил: «А это наши военные?».

Уезжать из Мариуполя мы собрались двумя машинами с соседями. У них мать пожилая, не хотела уезжать. Говорила, что не бросит дом и собак. В итоге собак убило, дом сгорел. Только одна собака осталась, которую мои родители приютили. Словом, мама их решила остаться, а мы поехали в сторону Мелекино.

Мы проехали наш символический блокпост, где стояли двое наших военных, и просто махали, чтобы люди проезжали. Увидели пробку машин на выезд. На первом русском блокпосту пришлось отдать флешку с видеорегистратора. Потом мы подъехали на осмотр вещей.

Просили показать руки, осматривали меня. Донецких от россиян легко отличить. И очередной донецкий тоже начал меня раздевать. Я говорю: «Вы еще не устали?». В ответ услышал, что они будут делать все, что захотят.

На всех блокпостах меня осматривали, искали татуировки, даже пытались отобрать бутылку коньяка. Я сказал, что не отдам, что сейчас приеду к друзьям и буду ее пить из горла, так что хочешь забирать – расстреливай. Русский засмеялся и положил бутылку на место.

Мы приехали в Бердянск, там друзья нас встретили. Мы хоть умылись и что-то поели. И тут бабах! – утром прилет. Стало ясно, что пора и оттуда выбираться. Водитель машины с красным крестом подсказал, как лучше проехать, чтобы не ночевать на блокпостах в полях.

В Бердянске мы познакомились с некоторыми людьми. Был там один паренек, Витя. Он представился морячком. Говорил, что оформлял морские документы в Мариуполе. Я еще подумал тогда: «Все мои друзья-моряки ездят в Одессу, и чего тебя занесло в Мариуполь?» В общем, мы ехали, и нас россияне спрашивали, кто в машине. Я отвечал, что ребенок и наш друг – морячок. А у него не было никаких документов, только загранпаспорт.

Когда мы выехали на первый наш блокпост, супруга выскочила из машины, расплакалась от радости. мы все радовались после 25 русских блокпостов.

Вот так получилось, что мы морского пехотинца вывезли из Бердянска в Запорожье. До сих пор поддерживаем связь.

15 или 16 марта мой брат с семьей выехал из Мариуполя. Они остановились в Одессе, а мы уже ехали к ним. Я уже работаю. Мой директор – мариупольский парень, он еще в 2015 году уехал сюда.

Война заставила нас пересмотреть взгляды на жизнь: нет смысла собирать деньги, чтоб купить квартиру, сделать ремонт. Жить надо сейчас, сегодня.

Очень скучаю по родителям, хочу их увидеть. Но сейчас Васильевка закрыта, ехать можно только в объезд. Отец говорит, что дорога дальняя, ему тяжело. К тому же надо смотреть за хозяйством. Дом сильно разбит, гаражи.

Война закончится, когда наши страны придут к какому-то общему решению. Я реалист. Я не думаю, что мы выйдем на границы 1991 года, отвоюем Крым, вернем Мариуполь. Не будет такого. Поэтому теперь Одесса будет нашим домом.