«Кадыровцы сказали, что через десять минут нашего дома не будет»

Когда Мариуполь попал в оккупацию, к Татьяне Ивановне пришли российские военные. Они заставили Татьяну и ее сына спуститься в подвал, а сами разместились в их доме. После них заселились кадыровцы, которые перед уходом предупредили, что дом, скорее всего, будет разбит

Я из Мариуполя. Работала начальником отдела кадров на большом предприятии. Вышла на пенсию. Мне хватало моей пенсии на нормальную жизнь. Я жила с сыном в частном доме с участком, на котором выращивала овощи и цветы. Последние три года до войны мы ремонтировали дом. Очень много денег в него вложили. Почти все заменили внутри и снаружи. У сына была работа с достойной зарплатой. Мы жили прекрасно, пока не пришла война.

24 февраля раздались взрывы буквально за несколько улиц от нас. К нам пришли украинские военные и сказали, чтобы мы эвакуировались. Но путь в Украину уже был отрезан, а в россию мы не хотели. Затем пришли российские солдаты. Они приказали нам спуститься в подвал, а сами разместились в нашем доме. Во дворе стояли связисты. Мы слышали их переговоры. Периодически оккупанты заглядывали в подвал, чтобы узнать, как мы. Они говорили, что пришли освобождать нас от кровожадных «азовцев» и «бандеровцев». Удивлялись, что мы не воспринимаем их как освободителей. 

Через несколько дней пришли кадыровцы. Они не заставляли нас спускаться в подвал, а сидели вместе с нами в нашем доме со своими пулеметами и гранатометами. Через какое-то время кадыровцы сказали, что нам надо эвакуироваться, потому что через десять минут нашего дома не будет. Расположенные рядом дома горели. Мы не знали, куда нам идти. Быстро собрали сумки и спросили у кадыровцев, куда бежать. Они отправили нас в школу №51, потому что там их люди, а значит, по ней бить не будут. Мы побежали туда под пулями. Но оказалось, что школа уже частично разрушена, поэтому оттуда нас отвезли на грузовой машине в промышленный ангар, который находился в поселке за Мариуполем. Таких, как мы, в машине было много. Была лежачая бабушка. Ее разместили в садовой тачке, а все остальные стояли вокруг нее. Дети кричали и плакали. У одних людей были вещи, у других – нет. Сразу по приезду российские военные забрали у сына документы и сказали, что отдадут только при выезде. 

Сутки мы провели в креслах – ноги отекли. В холле стояли кровати, но на них лежали пожилые и тяжелобольные. Затем началась эвакуация в россию. О желании уехать в Украину лучше было не заикаться, поэтому мы сказали, что хотим остаться в ДНР. Нас отправили на фильтрацию в Докучаевск. Первые два дня мы жили в школе, спали на полу. Два раза в день нам давали тарелку супа, кусочек хлеба и чай. Туалет был на улице. Воду подвозили, но хранили ее в ржавых баках, поэтому ею даже умываться было неприятно. Затем нас повели на фильтрацию в дом культуры. Условия в нем были еще хуже. В помещении не убирали. В первую ночь я спала на вонючих тряпках. А на следующий день уехал наш знакомый, который спал на матрасе, и я перешла на его место. 

Здесь нас не кормили. Два раза в день можно было попить чаю, но за ним приходилось долго стоять в очереди. И для этого нужна была своя посуда. На дверях было написано, что предусмотрены обеды, но на самом деле их не было. Туалет отсутствовал даже на улице. Я спросила о нем у волонтера, а в ответ услышала: «Вот сквер. В нем любой кустик ваш».

Воду привозили в пятилитровых баклажках, но она быстро заканчивалась. Было много людей. Ее не хватало на всех.

Хотя перед отправкой нам говорили, что все будет хорошо. Если захотим в Украину, волонтеры помогут нам выехать. Оказалось, это делалось для того, чтобы мы согласились сюда приехать.

Так мы прожили неделю, пока не прошли фильтрацию. Так как я пенсионерка, мне отдали документы на третий или четвертый день. А сын был в полиции. Сидел под каждым кабинетом, а я три часа прождала его на улице. После этого началась эвакуация. Снова были автобусы только в россию. Нам с трудом удалось вернуться в Новоазовск. Там знакомые помогли нам и еще одной семье найти дом в селе Кращатицкое. Мы прожили в нем три недели. Над селом пролетали самолеты на Мариуполь. Дети гуляли на площадке и совсем на них не реагировали, а взрослые из Мариуполя, особенно пенсионеры, закрывали уши и пригибались. У многих начиналась истерика. 

28 апреля я узнала из социальных сетей, что микрорайон Мариуполя, в котором находится наш дом, открыли для посещения. Мы нашли перевозчика, который отвез нас домой. Дом был разграблен. Дверь была открыта настежь, хотя перед отъездом я закрывала ее на замок. В тот же день мы уехали в Бердянск. Передвигаться по Мариуполю было сложно: на обочинах дорог лежали трупы, на каждом перекрестке стоял российский патруль, который проверял документы у каждого проезжающего. 

В Бердянске мы поселились в гостинице в центре города. Потом нашли на окраине детский оздоровительный лагерь, в котором принимали переселенцев из Мариуполя. Переехали туда, и приехал перевозчик, чтобы забрать людей в Запорожье. Свободных мест не было. Мы договорились, чтобы он вернулся за нами. Уже вечером мы выехали из Бердянска. Переночевали в Мелитополе, а утром поехали в Васильевку. По дороге было много блокпостов. На каждом из них российские солдаты проверяли наши документы, смотрели, нет ли у нас татуировок, рылись в наших вещах. 

На блокпосте в Васильевке была большая очередь. Мы простояли там целый день. Над нами летали снаряды, была слышна стрельба. Начался комендантский час. Нас заставили уехать от пункта пропуска. Мы остановились на заправке. У нас не было ни еды, ни воды. И взять их было негде. Утром нас все же пропустили. Как только мы пересекли блокпост, начался сильный обстрел. Мы поехали так быстро, насколько это было возможно на разбитой дороге. Вот так мы попали с оккупированной территории в свободную Украину.