«Если в моем селе будут стоять русские, я туда не вернусь»

Светлане горько от того, что она не дома, не ходит на работу, не ухаживает за любимым садом. Но она оставила все без сожаления, потому что точно знает – жизнь важнее самых ценных вещей.

Мы жили недалеко от Орехова. Мой дом сейчас в «серой» зоне. Мое родное предприятие страдает от обстрелов, многие люди остались без работы.

 Мы решили уезжать, когда бомбы начали взрываться совсем рядом с домом. Я видела, как кассетными снарядами резало деревья, и понимала, что в любой момент может так изрезать моего сына. Он инвалид – совсем не слышит. Взрослый уже парень, но из-за особенностей здоровья плохо понимает, что на самом деле происходит. Два года назад у него обнаружили рак на четвертой стадии. Мы с мужем тогда сделали все, чтобы он выжил. А тут - война.

Во время обстрелов было страшно: дрожали стены, дрожал дом, в подвале тоже все сыпалось потихоньку. Я понимала, что, если где-то в диапазоне 50 метров от нас упадет снаряд, подвал просто обвалится, и мы погибнем.

Когда началась война, мы дома были. Сразу не поверили даже – слишком жуткой была новость о том, что русские на нас напали. Потом мы надеялись, что наши их быстро остановят. Но оккупанты пробрались к нам очень быстро – я была в шоке от таких событий. Наши местные ребята пошли в тероборону, но обороняться им было нечем: у них не было ни танков, ни БТРов. Я знаю, что кто-то из наших погиб. Одному парню оторвало ноги. В тот момент в поселок уже зашли оккупанты, и ребята его тайком искали и хоронили в каком-то ящике. До Орехова русские не дошли – их остановили наши войска.

Я - человек морально крепкий. Когда сына спасали от смерти, мне было намного страшнее, чем сейчас. Потому что умирал мой ребенок, и я ничего не могла сделать. А сейчас… Да, уехали и бросили дом и все имущество, которое наживали с мужем 20 лет. Но что поделать? Мне важнее, что все живы. Я не для того своего ребенка с того света вытягивала, чтоб его тут снарядами разорвало.

К тому же, тяжело морально с орками жить – хочется взять и задушить их просто. Бытовых условий тоже никаких: света нет, газа нет. Обстрелы только всегда есть.

Дней через пять-шесть после начала войны мы уже поняли, насколько все серьезно, и хотели уехать. Но оккупанты никого не выпускали. Никто не думал, что будет такое, у людей не было запасов еды. Парень один пришел на пост со словами:

К счастью, пуля прошла или по касательной или аккурат навылет, не задев важных органов. Оккупанты его перевязали и назад отправили. Еще один парень пытался на машине выехать. Они нашли у него в бардачке блокнот с номерами телефонов и избили бедолагу до полусмерти. Он бизнесом занимался, это были номера телефонов по работе. Что они там себе придумали – непонятно.

Мы в буквальном смысле убегали из оккупации. Заметили, что орки не всегда были на посту. Например, они убегали, когда их обстреливали наши. И вот так, на свой страх и риск, мы просто проскочили. Понимали, что они могут нас расстрелять прямо в машине, но решили рискнуть. Нам удалось уехать.

Сейчас мы в Запорожье. Остановились тут, чтобы быть поближе к родителям. Мы нашли способ передавать посылки: закупаем лекарства и все необходимое, передаем им. Хотели сначала в Польшу или на запад страны уехать с перепугу, но потом решили остаться, чтобы помогать родителям, помогать людям, которые остались в оккупации.

Она вообще молодец: девочка молоденькая, худенькая, но у нее столько воли и силы духа! Орки ее держали взаперти около двух суток, она потом через посадку уходила.

Родителей наших мы не смогли уговорить уехать - не могут стены родные оставить. Они в другом поселке живут, но тоже в оккупации. Родители ждут, что наши их освободят. Русские пытались гуманитарку раздавать, чтоб втереться в доверие к местным, но моя мама не взяла. Она помощь берет только ту, что наши, украинские, ребята привозят.

А вообще русские с одной стороны задобрить людей хотят, с другой стороны все держат под контролем – отбирают мобильные телефоны, чтоб местные не сдавали их позиции нашим военным. Когда по ним прилеты, они местных жителей трясти начинают – кто сдал. А кто сдал, если все боятся?

До сих пор там много прилетов, страдают люди, но раненых и погибших нет - все по подвалам прячутся. Многие выехали, есть подбитые многоэтажки. Люди волнуются очень – страшно остаться без дома, трудно на все заработать снова.

Мы ждем каждый день, что что-то изменится. Не хочется, чтобы все это продолжалось восемь лет, как на Донбассе. Слишком много разрушений. В нашем поселке птицефабрики были, инкубатор был большой, много рабочих мест было. А сейчас там много разрушений. Я не представляю, как это все восстановить. Потребуются огромные деньги, время и силы. Если оккупация затянется, русские просто сотрут с лица земли всю нашу местность, и возвращаться будет некуда. Но мы ждем. Мы верим в лучшее. С оккупированной стороны тоже люди ждут.

Им пришлось уезжать хоть куда-нибудь, чтоб вывезти детей из-под обстрелов. Одна моя знакомая два раза натыкалась на колону орков, и дважды они ее возвращали. Не расстреляли только потому, что один из взрослых детей инвалидом был. Но она как-то окольными путями все же выехала в Запорожье. Не всем это удавалось. Мои пожилые соседи выехать хотели - женщина просилась на лечение. Оккупанты ее в Мелитополь отправили. Еще и пригрозили дом взорвать, если через месяц не вернется. Там люди живут под жестким контролем. Обыски постоянные.

Хочется, чтобы наши войска отогнали оккупантов на их землю. Чтоб Бердянск был украинским, как прежде. Единицы из нашего села выехали в Польшу или на запад страны. В основном - те, кто уезжали в первые дни войны и были очень напуганы. Большинство наших знакомых - в Запорожье, потому что все надеются, что смогут скоро вернуться домой.

Все разрушения можно пережить. Главное - чтобы все остались живы, чтобы наши территории вернулись в Украину.

Когда сыну было три года я насадила хвойный сад – мы лечили его народными методами. Тогда этот сад нас спас. В него вложено много денег и труда. Там остались наши паи. Кто-то сам обрабатывал землю, кто-то в аренду сдавал фермерам. Это были наши доходы, вся наша жизнь. Вот поэтому никто и не хотел первое время оттуда выезжать. Сейчас, может, люди и рады были бы выехать, но не могут. От нас до Орехова в мирное время - десять минут езды. Теперь там все заминировано, и люди окольными путями по шесть часов ехали, чтобы попасть в Запорожье. А сейчас и вовсе дроги в Украину нет.

Ужасно то, что гибнут люди. Мой знакомый служил на Донбассе, в апреле погиб. Многие люди погибли. Что будет дальше, я не знаю. Если будет совсем все плохо, будем как-то вытягивать родителей из оккупации.