"Чудо, что я жива: нет ноги - это не значит, что нет меня…"

В тот день она ехала из родной Дружковки в Днепр, чтобы спастись от обстрелов. Но война настигла ее в пути. 19-летняя Анастасия Шестопал – одна из тех, кто выжил после ракетного удара по вокзалу в Краматорске. Девушка перенесла 7 операций и потеряла ногу. Анастасия с детства занималась танцами, постоянно была в движении. Но и теперь не отчаивается, и даже подумывает над карьерой актрисы. 

Я вообще родилась в городе Дружковке. Училась там в школе своей. Закончила школу с серебряной медалью. В принципе, хорошо сдала ЗНО и собиралась поступать после школы на актера, и я сдала творческий. Я даже сдала творческий, но передумала поступать в тот университет, куда сдала. Я в Киеве сдавала. И просто у меня такое уже выгорание было после всех ЗНО, экзаменов, подготовки... И я поступила в [Университет им.] Драгоманова, на социальную работу и социальную педагогику. Немножко случайно я попала вроде бы на бюджет. В Дружковке я занималась танцами с пяти лет.

Я закончила танцы в 2021 году, потому что когда был карантин, мы не закончили. Я в универе не учились в самом. У нас была «дистанционка». Я была в своем городе, я продолжала ходить на танцы, плюс с 10 класса я ходила… У нас, получается, есть театр «Калейдоскоп», я ходила туда. Я занималась актерской деятельностью. Мы там ставили разные постановки, проводили разные мероприятия в городе.

И у меня уже много друзей близких выехали в Днепр на тот момент. И моя сестра – у нее две дочки – и она не хотела выезжать по Украине. Она мне говорила, что в Украине везде небезопасно. Ну как бы, с одной стороны, да. Ну, наш район на тот момент был вообще небезопасный. Я ей это объясняла, но она говорила, что если выезжать, то давай за границу. А я такой ярый патриот, я вообще не хотела за границу. Это я здесь выехала, как бы, потому что мне нужна моя новая нога. Я не собиралась выезжать вообще за границу. Я говорю: значит, буду выезжать в Днепр. У меня были мысли: если что – можно выехать в Днепр, но до того момента я не собиралась их реализовывать. Но мои родители точно не собирались выезжать. Но меня эта обстановка уже накрывала, так сказать. У нас там были постоянно слышны взрывы, очень часто. В город прилетало. В город нечасто на тот момент прилетало, но было.

Там на мой день рождения был прилет. Мы тогда, когда я помню, только сели. Мы особо не отмечали. Первый раз мы особо не отмечали мой день рождения. Мы тогда только сели. Прозвучал сильный взрыв, что мы думали, что окна вылетят, но не вылетели. Мы поняли, что где-то рядом. Мы смотрим, что это у нас по трассе огроменная воронка была возле нашего вокзала в моем городе. Там магазин наших друзей, семьи. Мы знаем, что там. Смотрим, а как раз там, в магазине повылетали стекла. Там несильно людей вроде бы сильно не поранило, потому что прилетело рядом с салоном красоты, получается. И в этот день женщины просто не вышли на работу, они сделали  себе выходной. Я разговаривала со своим другом, он в Днепре. Он типа нашел, где мне жить. Говорит, приезжай. Я такая, думаю, может, правда приехать. Но друг получается с детства, мы рядом там живем. Мама, короче, меня с папой отпустили, потому что знали, куда я еду и что, как. Плюс к тому, чтобы мне было спокойней. Так как спокойней мне, и им спокойней, в общем-то. Они решили меня отпустить. Я буквально за ночь собрала чемодан, и все. А наутро поехали, вернее, на электричке я поехала, потому что такси особо не ехали.

Там только один согласился за нереальную цену до Краматорска. Думаю, чего я буду… поеду тогда на электричке. Какая мне разница, подожду. Договорилась с мужчиной, чтобы он меня на Бла Бла Каре забрал с вокзала. У него сначала стояло какое-то другое место в Краматорске. А я как бы знаю город, ну так, чтобы места. Думаю, еще с чемоданом таскаться, искать. Думаю, пусть заберет меня с вокзала.

Я приехала, села на лавочку. Думаю, не буду садить интернет, точнее не буду садить телефон. И выключила интернет. Читала книгу. Была в абсолютно  спокойном состоянии. На вокзале все было нормально. Я сидела минут 15, читала книгу, и уже минут в 25-30 прозвучал этот взрыв, когда я была на лавочке. Я как-то отбежала немного в сторону от лавочки вперед. Я помню, что отбежала немного в сторону, потом я уже лежу на земле. Я не знаю, сама я упала или меня сбило вот этими ракетными дисками. Помню, когда поранило ногу. Я уже лежу.

Все пытались. У меня было немножко такое мутное сначала. Возможно, я потеряла сознание, но я как-то себя сдержала, что я не потеряла. Я, наоборот, взяла в руки себя немножко. Я пару раз крикнула: «Помогите!» Но большинство людей убегало. Кто, у кого все было нормально, убегали. Сразу было не слышно, как она летит. Не было слышно. Было слышно, как она уже грохнула тогда. Я помню, что слышу взрыв. Я уже тогда лежу на земле, и после этого уже был второй взрыв. Я понимаю, что если сейчас в меня что-то прилетит, то, как бы шансов выжить у меня может и не быть. Но в меня, слава Богу, не прилетело ничего второй раз.

Когда меня положили уже в скорую, то мне все звонили. Там телефон постоянно вибрировал, звонил. Я смогла взять трубку на мужа моей сестры и сказать ему, что я живая и меня везут в больницу. И слава Богу, что я сказала, потому что они могли искать меня среди трупов на вокзале. Нас всех увезли в Краматорск. Как я читала, что тяжелых увозили на скорых, а остальных увозили – просто люди приезжали помочь.

Я много видела историй, что услышали взрыв и приезжали,  помогали отвозить людей в больницы. Сначала я была в Краматорской больнице. Я помню, что меня привезли и положили на стол в комнате. Я там ждала, пока мне помогут. Потом уже помню картинку, как я на операционном столе, на мне разрывают мои джинсы. И потом меня уже ввели, наверное, в наркоз. Провели эту операцию. Провели операцию, пытались спасти ногу. С этой правой ноги у меня брали вены.  Шрамы по ноге, чтобы спасти левую. Получается, провели операцию, в четыре часа закончили, как говорят.

В шесть я впала в кόму и в 12 вышла из комы. Но я не знала, что я была в коме вначале. Мне уже потом сказали, может, через пару дней я это узнала, что я была в коме вообще. Я позвонила маме. Они приезжали, они меня искали по больницам. Приезжали, когда я была в коме, либо когда операция приезжали.

В 12 ночи, когда я вышла из комы, попросила у медсестры телефон, позвонить маме. Я позвонила маме. Как говорят, что у меня голос был не мой. Что она меня не узнала и раза с пятого. Я говорю, что это я. Она такая уже.  Она не верила, что это мой голос. Сказали, что очень отличался от моего после наркоза. А у меня вообще первый раз в жизни такая операция. Я вообще первый раз лежала в больнице. Ночью 25 скорых повезло нас на Днепр. Говорят, что пока я ехала в Днепр, то у меня открылось кровотечение ноги. Но я этого не знала, узнала позже. Сначала нас завезли в Павлоград.

В Павлограде, наверное, оставили тех, кто был полегче. Так как я помню, что меня завозят на этих носилках, врач открывает мою простынь, смотрит на мою ногу и говорит, что нет, тут на Днепр везти. Повезли нас на Днепр. Там привезли в [Больницу им.] Мечникова. И, получается, провели вторую операцию. Помню, как я лежу на операционном столе и вот эти все операция я помню.

Я молилась, чтобы спасли ногу. У меня есть такое не до конца осознанное состояние этого всего. Я молила врачей, чтобы они спасли ногу. Они говорили, что будут делать все возможное, чтобы это сделать. Они провели эту операцию. У мамы как-то они нашли, кто мой врач. Узнали, как мое состояние. Сказали, что вроде бы шанс есть спасти ногу, что вроде бы мне получше после этой второй операции. Положили меня в палате, чтобы я поспала, и к вечеру медбрат заметил, что мне стало все хуже. И к вечеру провели третью операцию. Помню, я была в операционной, меня уже готовили к операции, но я не знала, к чему меня готовят. Я очнулась на момент, а потом опять уснула. У меня было очень плохое такое состояние. Мне переливали кровь и все такое не раз, потому что очень мало крови было. Я очень плохо себя чувствую. Я помню, что я лежу в операционной, думала, что какая-то плановая очередная операция уже.

Я не знаю. Я даже не знаю, как это описать. То, что у меня было понятие, что это может случиться, это да. Ну, вообще я прокручиваю другую ситуацию, чтобы если я знала, что меня везут на операцию, чтобы ампутировать мне ногу очень высоко, то лучше об этом не знать. Лучше уже так, как было. Как потом рассказывали, что, в принципе, не было другого выхода. Уже спасали меня, и если б этого не сделать, то меня бы не спасли. То, что я жива, это очень даже чудо. Мама приехала ко мнет 10-го числа. Она уже ехала ко мне в Днепр, я ей позвонила. Все мои родственники уже знали, что у меня нет ноги, кроме мамы. Они ей не сказали, когда она ехала в дороге.

Меня успокаивает. Я просто ждала, пока она приедет, потому что так тяжело было, когда просто ты одна. Когда мама уже приехала, было полегче, потому что мама была рядом. Мама у меня вообще молодец. Боец немного больше, чем я. Она, наверное, плакала, когда уходила от меня, наверное. При мне она практически не плакала. Ну, вообще она мне не мешает. Если было больше, она мне мешала.

Я представила, что если у меня больше нога, я в душ здесь хожу, у меня в душе, а не ванная. Я сажусь на стул тут специальный для меня. Сейчас я пока эту ногу пока не мочу, так как она облезет со своими шрамиками, потом постепенно надо. Но она очень восприимчива к температуре какой-то воды. Она очень чувствительная ко всему, в принципе. Это пока постепенно буду привыкать. Ну, вот, в общем-то я думаю, она бы мне мешала. Было бы больше, она мне мешала нормально сесть, нормально стать. Тут делаю какую-то растяжку, она мне, в принципе, не мешает. Что она есть, что ее нет, в принципе. Она ни за что не зацепится. Я ее лишний раз не ударю.

Ну как прежней? На самом деле я до этой ситуации, и я сейчас – я очень отличаюсь. Хотя я и раньше была взрослее своего возраста, а сейчас вообще. Очень много своих изменений внутренних и так вообще. Поэтому, в принципе, я считаю, что вся моя активность в моей жизни, то что сейчас нет ноги вообще, мне не мешает заниматься спортом, уже делать какую-то растяжку, потому что у меня очень хорошая физическая подготовка. Я тут уже стою, отжимаюсь, встаю с ноги.  Мама не может на это смотреть, когда я на одной ноге стала, чтобы я не упала. Ну, ничего, если я упаду, поднимешь, встану.

– Ребята, я, наконец-то, первый раз на улице. Все меня везут.

Когда я первый раз вышла на прогулку, то у меня вообще было… сначала я радовалась тому, что я вышла. Но потом, когда на меня начали смотреть люди, я сама себя… Возможно, они ничего и не думали, не прокручивали у себя в голове какую-то мысль обо мне, но я сама себя очень сильно накручиваю. Что, блин! Они же заметили, что у меня нет ноги. Я чувствовала неполноценность свою – такое очень сложное было чувство. Но сейчас, с каждым разом мне уже полегче это все воспринимать. Просто первоначально я себя накручивала, так как я привыкла, что я на двух своих ногах постоянно бегаю. Тут я выезжаю на коляске. Я и на костылях, конечно, могу. Но, чтобы на расстояние мы выезжаем на этой коляске.

Такой взгляд, типа, ну вообще мне не нравится. Но сейчас легче. Я к этому полегче отношусь немножечко. Я в Мечникова лечилась еще месяц где-то. В Мечникова, в принципе, к сожалению, не прошла нога, мне делали перевязки через… каждый день мне делала моя медсестра перевязки. Но уже прошла последняя операция, но в Германии оказалось, что нужно было делать еще. И я уехала в Германию седьмого числа, 7 мая. Да, девятого я тут была. Вообще в Германию я доехала не по волонтерам, там как-то договаривались. Это было, что у нас друзья тут были в этом городе, и они хотели мне всеми способами помочь.

И мою историю показывали немцам. Я не знаю, как они выложили ее куда-то, либо лично как-то рассказывали, что откликнулась женщина Мира, которая сама по себе не волонтер. Ей около 40 лет. Такая женщина, что она сама по себе не волонтер, не занималась никогда такой деятельностью. И в принципе, ей откликнулась моя история, и она захотела мне помочь. Договорилась за клинику, в которую меня взяли. Очень ко мне тепло отнеслись и очень с добротой что ли, я не знаю. Отзывчивые очень люди, что помогают нам. Что нужно для учебы – у меня постоянно спрашивали. Хотят помочь вообще как-то в этой ситуации. Они говорят: «Может, ты тут останешься? Будешь жить, учиться». Вообще нет, вообще я не хочу. Украина ждет меня. Я – в Украину. Я, в общем, так хочу домой! Жду. Поставлю себе новую ногу, относительно пусть наладится, и я хочу вернуться как можно быстрей. Мама там загадывает к Новому году. Я говорю: «Какой Новый год? Ты – может, к Новому году, я намного раньше». Не знаю, я еду домой.