Вера Григорьевна с тяжелым сердцем вспоминает день, перевернувший ее жизнь. В половине пятого утра за несколько километров от дома прогремел жуткий взрыв. Разворачивались тревожные события, и на некоторое время пришлось уехать. Женщина вспоминает, как в трудную минуту выживали только благодаря гуманитарной помощи, которую давали сестре на детей, потому что поначалу не было ни работы, ни пенсий.
Я все время проживала в Старогнатовке. Единственное, в 2015 году на 10 месяцев мы с мамой выезжали. Тогда сильно стреляли. Я не замужем, детей нет. Я живу с мамой и двумя братьями. Они работают в селе, я ухаживаю за мамой. Родилась и выросла здесь, училась в Донецке. Потом работала на молочно-товарном комплексе, пока он существовал.
До 2014 года мы постоянно ездили в Донецк, покупали одежду и продукты. Там до сих пор живут наши родственники. Сейчас пришлось всё перестроить. Теперь на лечение мы едем в Волноваху.
Например, у меня проблемы со щитовидной железой, мне делали операцию. С 2003 года я лечилась в больнице Донецка. А теперь нормально не лечусь, потому что у нас один семейный врач на несколько сел. И он сам болеет. У мамы случился инсульт, а мне приходилось по телефону брать для неё назначение. Поэтому очень сложно.
Я помню первый день войны, даже число. Это было 21 августа [2014 года]. Километров за пять от нас был большой артиллерийский удар. Обстреляли соседнее село. Это было в половине пятого утра. Мы проснулись от этого ужасного взрыва. Все начали плакать навзрыд.
С нами жила моя сестра, которая уехала с маленькой дочкой из Донецка. Мы начали собирать вещи, хотели убегать. Даже уехали на месяц к знакомым, которые живут под Киевом. Пожили там месяц и вернулись в село.
Тогда у нас был еще Тельмановский район. Но там взорвали мост, который объединял два берега Кальмиуса, и мы больше не могли ездить в Тельманово. А там и пенсии, и больницы, и всё остальное было. Моя мама перестала получать пенсию, сестра перестала получать детское пособие. Работал только один брат.
Сестра была прописана в Донецке, она ездила и получала от Фонда Рината Ахметова помощь на маленьких детей.
Она каждый раз ездила в Донецк, а жила у нас, потому что боялась. И мы четыре месяца жили благодаря этой помощи. В январе [2015 года] мы начали получать пенсию из Волновахи.
Тот момент был очень напряженный и страшный. Приходилось жить по-другому, каждый раз заново искать работу. Через 10 месяцев, в ноябре 2015 года мы вернулись, а у нас не было ни работы, ни хозяйства, ни огорода, ни дров. Нужно было всё восстанавливать.
Мы чуть ли не веточки палили поначалу, было очень тяжело; потом завели кур. Сейчас уже втянулись.
Сейчас, когда бывает какой-то более сильный обстрел, он редко, но бывает, единственный страх – чтобы не началось, как было когда-то.
Уезжать было опасно. Мы не могли это сделать самостоятельно. У кого был транспорт, люди выехали. Я попросила помощи у военных. Я побежала в центр. Были обстрелы, страшно, но я бежала и молилась. И встретила первую попавшуюся военную машину, остановила их, рассказала, что нас много. Тогда сестра с нами жила, у нее шестеро детей, был грудной ребёнок. Мы попросились, нас было 14 человек – три семьи. И они вывезли нас в Волноваху.
Бросать все было очень тяжело. У нас было шесть свиней, кур 50 штук. Мы думали, все будет зимовать. Муки накупили, закруток много сделали. А уезжали – взяли только вещи с собой. Всё осталось. Мы вернулись – ничего нет.
Возвращаться было страшно, потому что слушали новости. По новостям передавали, что село обстреливают. Звонили в село, нам говорили: «Та ничего, можно жить». В те годы было страшновато, блокпосты везде, часто стреляли. Сейчас вроде реже, как-то привыкли немножко.
Поначалу вообще был вакуум какой-то, потому что из села нельзя было ни выехать, ни приехать. У нас не было нормальных продуктов. Во время сильных обстрелов по несколько недель не было света. Мы были изолированы от мира, связи не было.
У нас своей воды нет, мы ходили к соседям качать ее, всё очень сложно. Сейчас электричество всегда есть.
Поехать куда-то очень сложно. Автобус бывает, но не всегда. Нужно нанимать такси, а это дорого. Лечиться невозможно. Многие семьи выехали из села, школа на грани закрытия. Там осталось детей 60. В основном все, у кого есть дети, стараются выехать. Многие учителя тоже уехали. Поэтому жизнь очень изменилось и не в лучшую сторону.
Мы получали гуманитарную помощь. Фонд Рината Ахметова всегда привозил к нам в село. Моя мама получала и сестра как мать-одиночка. Потом Красный Крест сюда привозил, от них была помощь, чтобы занимались сельским хозяйством. Мы пошли на одну программу и взяли мотоблок. Теперь немножко легче, можем сами обрабатывать свой огород. К мотоблоку взяли прицеп. Теперь можем даже поехать и набрать хворост в посадке. Сырое дерево нельзя, могут оштрафовать, а сухие деревья можно, их очень много здесь.
В то время эта помощь была очень важна, потому что мы потеряли работу. И даже если зарабатывали какую-то копейку, эти продукты помогали экономить. Мы могли потратить деньги на лекарство. Лично для нашей семьи помощь сыграла большую роль.
Мы с радостью ходили и получали ее. У меня мама лежачая, на памперсы нужно постоянно находить деньги. Поэтому, когда давали эти пакеты, было очень хорошо. Больше всего жителям помогал Фонд Рината Ахметова и Красный Крест.
Мечтаю, чтобы войны не было. Наши проблемы не решатся сами по себе, но будет чувство безопасности и будут открытыми дороги – будет больше возможностей.
При цитировании истории ссылка на первоисточник — Музей "Голоса мирных" Фонда Рината Ахметова — является обязательной в виде:
Музей "Голоса мирных" Фонда Рината Ахметова https://civilvoicesmuseum.org/