"Началась моя война. С растерянностью и непониманием"

За 3 дня до войны Юлия уехала в Варшаву. И 24 февраля возвращалась в Украину. Сначала несколько дней женщина искала дочку, она ушла в убежище и связь с ней пропала. Юлия под обстрелами развешивала объявления, а дочку встретила случайно, возле рынка.

Потом во дворе упала авиабомба, яма 10 метров глубиной и 4 – шириной. "Было очень страшно, самолёт летит, скидывает бомбы, стоишь в перегородке в подъезде, молишься, только бы пролетел мимо", - вспоминает Юлия.

16 марта семья выехала из Мариуполя. Ехали мимо трупов, сожжённых домов и танков Z. 

24 числа в 18 часов вечера я уже во Львове, я понимаю, что передо мной на вокзале. Я вижу, как собираются группы военных наших, собираются группами и уезжают. Я вижу все это движение и представляю, что будет очень плохо, горе… Или как это назвать? Мне удается взять билет на этот день, и 25 числа в 0:40 я выезжаю из Львова на Мариуполь поездом. На моих глазах, как говорится… В поезде я уже поняла, что выходили военные, заходили военные, какие-то перегруппировки. Я слышала разговоры, что кто-то был в Бердянске, их разбомбили, и они сейчас в Днепропетровске. Из отпусков вызваны солдаты, получается, вот такое все, что было, еще больше нагнетало мое состояние…

Уже за это время разбомбили Волноваху. И наш первый поезд, который приехал в Пологи. Следом приехали еще два поезда: Киевский, Одесский, которые привезли остатки людей. Нас немного было в поезде, может, человек 20-30, ну это все те, которые должны были ехать в Мариуполь, в основном мужчины с большими сумками, то есть люди с заработков, из командировок. И нас пару женщин, которые возвращались. В основном все ехали из Мариуполя.

То есть 24-го и 25-го были эвакуационные поезда, о которых я знала. Моя семья – дочь и муж, они не захотели. Они остались, они сказали: «Мама, не выдумывай, все будет хорошо». Пришлось ехать мне, и уже из Полог мы добирались. Это было тоже не совсем просто, потому рейсовые маршруты были закрыты. Мужчины наняли какую-то маршрутку, которая на 18 человек, но мы туда зашли все с сумками 27. И вот, как селедки, мы ехали час двадцать из Полог до Мариуполя. Уже мы видели разбитую технику по Запорожской трассе, подъезжая к «Порт-Сити», практически постов не было.

Был один пост украинский, они проверили нас номинально, возле «Порт-Сити» уже вообще никого не было. Нас высадили, и мы стали все потихоньку расходиться. Такси нельзя было вызвать, транспорт общественный не ходил, всех забирали, кто как мог, по звонку. Нас забрали все 27 человек, приехавших в Мариуполь. Уже трудно было добраться. Я живу на Левом берегу, уже трудно было добраться. Нужно было через мост…

Через мост я пробежалась пешком, и муж меня встретил на левой стороне Пост-моста, и уже повез домой на Левый берег, где уже не было 26 февраля ни света, ни воды. был только газ.

Дочь моя со своим женихом и его родственниками, как она сказала, куда-то в частный сектор… Я просила, но она: «Мама, все хорошо, у нас там бомбоубежище». Частный сектор, ну в принципе, я думаю, что связь есть, а за адрес не спросила. 1 марта там, где мы живем, на Ленинградском прилетело в строительный техникум.

Было очень горячо, и я настояла мужу, чтоб мы уехали – у нас вторая квартира на Ленинской площади. Там сталинские дома, хорошие подвалы. И мы собрались на одну ночь. Мы взяли кота, паспорта, коту корм и все, и мы поехали на одну ночь. Это было 1 марта. И больше мы не смогли к себе вернуться, потому что 2 марта на площади началось такое, что невозможно было высунуть головы. И первая мина во двор – это в нашу машину.

5 марта случайно какое-то затишье, и я смотрю – люди начинают собирать вещи, ну в соседнем дворе люди начинают машины забирать и куда-то собираются. Я спрашивала, что случилось, а связи уже не было, не было связи со 2 марта. А я смотрю – они собираются. Говорю: «Куда вы?» Говорят, сегодня эвакуацию объявили. Все едут к Драмтеатру. У нас машины не было, но нам повезло, что моя знакомая уехала на поезде и оставила машину, заправленную, возле дома моей свекрови. И выходит так, что ее муж приехал туда, но он не может за рулем ехать – у него нет прав, а у нас с мужем нет машины, но есть права. Вот мы скооперировались, и мы две семьи выехали с Левого берега. 5 марта подъезжаем...

Это тоже было страшно ехать через мост, все летало как раз над головами. Мы приезжаем в Драмтеатр. Показывают люди, что все разъезжаемся. Нет эвакуации, все возвращаемся. Все закрыто, я просто посмотрела, что по сравнению центр с левым берегом это был рай. Люди ходили. Над центром просто летало, а Левый уже был весь порубленный, и я говорю: «Я не поеду на Левый, не вернусь, потому что там очень страшно».

Мы пришли к его двоюродной сестре, и наши знакомые со своими родителями тоже были рядышком, и решили: пока что перебудем тут, пока может что-то определиться з выездом. Мы надеялись, что XXI век, уничтожать, сравнивать город… Я не думала, что это будет так долго продолжаться.

Мы были без информации, единственная информация, которая у меня появлялась, это возле нашего дома, где мы были, была халабуда, и там вывешивали новости на листах. Мы просто не знали, есть ли страна, есть ли еще президент, мы не знали, что в мире творится. Ну, и повторяю, мы были, как бедные родственники, у нас ничего не было, нас кормили двоюродная сестра с племянником, огромное спасибо им. Мы еще с этим котом… Он с нами пережил эти подвал, квартиры. Еще такая деталь. Я потеряла дочь, пропала связь, и где конкретно моя дочь с семьей ее жениха я не знала. Я решила… Ну вот, мы 5 марта вернулись в город, 6 марта я начала бегать в район 17, где были все бомбоубежища, торговый техникум, комплекс порта.

Начала бегать туда каждый день и развешивать объявления, и я думаю, что многие мариупольцы видели, потому что у меня знакомые потом спрашивали: «Юля, это не твое объявление?» Я писала: «Влада, Даниил, Анжела, мы вырвались с Левого берега, мы живы, мы находимся у тети Наташи, на Кировском». Я бегала 6, 7, 8, 9 марта под обстрелами, подбегала к людям, которые возле бомбоубежищ, они мне с порога говорили: «Нет, к нам не обращались, никто не нашелся».

Но вот 9 марта я возвращаюсь расстроенная и случайно их встречаю в районе рынка «Калифорния». Боже, это было столько радости! Я их нашла. Они говорят, что они не на 17 районе были. Ну, так как доченька у меня левобережная, она чуть не определилась с местом положения. Ну главное, что мы нашлись. Они потом пришли к нам, где мы до 16 марта выживали. Потому что, начиная с 10 марта, пошли самолеты, авиабомбы.

У нас во дворе, по проспекту Металлургов упала авиабомба, 9 марта упала в районе роддома, а 10-го такая же бомба упала по проспекту Металлургов. Это все на наших глазах, чудом живы, и каждый раз понимаешь: это все было очень страшно. Это сейчас начинаешь осознавать, а тогда это как инерция.

Ну вот так мы выживали. За водой, на костре, было, ну я не знаю, ну это как обыденное… Мариупольцы все так. Ничего нового я не расскажу. И не удивлю никого, так мы все выживали, каждый раз: «Воздух, воздух!» Все убегаем. Вышли чуть подышать – воздух! Все убегаем. Ну вот как-то вот так, было состояние беспомощности, понимал, что ты просто беспомощен от самолетов, у тебя нет никаких шансов. Тем более ты видел, как мертвые люди валяются вдоль дорог, хотя я далеко не отходила от дома. Но шли люди мимо нас и рассказывали, где что и как. Было такое сарафанное радио.

Уже 14 марта, когда начались первая волна, как типа бегство, эвакуация. Но это было бегство-эвакуация, из нашего дома поехало пару машин. Мы не решились, 15 марта мы тоже не решились, а 16 марта уже надо было так, что нам надо было сбегать в район 17. Там были родители жениха моей дочери, сказать, что мы собираемся выезжать машинами. Мы побежали 16-го с утра через Новоселовку.

И мужчина, который стоял там. Говорит: «Пожалуйста, вы бегите не вдоль бульвара, потому что здесь стреляют, идите дворами». И мы бежали по Новоселовке. Я видела эти просто авиадыры. Там, где стоял дом, там остались просто дыры. Новоселовка была сильно разбомблена, и мы не нашли его родителей. Мы пробежали к тому дому, где они были.

Дом был разрушен, и в комнате, в целой комнате сидела какая-то чужая женщина. Мы спросили, где хозяева. Она говорит: «Я не знаю». И мы понимаем, что мы не можем найти родителей. 16 марта самолеты. Все, надо что-то делать, а мы не можем собраться до кучи. Я говорю: «Побежали. Раз здесь их нет, побежали в район бомбоубежищ». И как раз мы побежали. Подбегаем к техникуму, и вот этот прогулочек, который идет до улицы Никитина, стоит танк с «зеткой», дулом на нас. И я поняла, что на 17 микрорайоне находятся не украинские войска.

Вдоль… когда мы бежали, видели скинутую украинскую форму, я поняла, что вот уже танки «зет» находятся в трех метрах от меня. Мы развернулись, быстро убежали и прибежали уже к себе на Кировский, сказали, что мы не нашли родителей. Но мы все равно уезжаем. Собрались мы буквально за полчаса, то есть мы еще думали в ту сторону уезжать, не уезжать.

Получилось так, что поездка была не планированная. Собралось несколько машин, как бы семьи наши, не организованно как бы, и получается так, что в это время оказывается, что в нашей машине… что детей моих – дочку и зятя, которых мы нашли, их некуда посадить. И мы уехали семь человек на Форде. Дочь сидела у меня, зять на коленах у хозяина машины, муж у меня тоже инвалид, у него с ногой проблемы. Поэтому это все было тяжело ехать, но мы выехали. Ехали 19 часов до Бердянска. Но слава Богу, 16 марта мы выехали. Когда мы стояли в очереди на выезд из Мариуполя, было страшно.

Ты понимаешь, что сейчас все может развернуться, и то, что летит на город, полетит на нас, а мы в машинах как в консервных банках. Температура была минус 8, все это очень тяжело, вот такая вот ситуация. Мы еле доехали до Бердянска.

На Мангуш уже было невозможно выехать, постоянные проверки, это была очень тяжелая дорога, но мы приехали в Бердянск. В Бердянске еще четыре дня побыли, чтоб заправиться, и уже 21 марта мы выехали в Запорожье. Это были слезы… Первые украинские военные – это слезы, это радость, это понятие того, что для тебя этот ад (для меня это три недели ада) были закончены. И что я уже могу, я не знаю, что могу быть человеком, прежде всего человеком XXI века, где есть свет, вода, спокойствие. Ну вот просто вообще Украина. Цивилизованная европейская страна, в которой нет всех этих ужасов, потому что, как и все, наверное, говорили…

Эти 15 блокпостов от Бердянска до Запорожья неизвестных товарищей, то есть, где российские военные, где «ДНРровские», все без опознавательных знаков. Я даже у одного спросила: «Чьи вы будете?» Он стоит такой: «Мы – донецкая народная республика. А зачем вы едете в Запорожье? Через два дня там будет замес».

Понятно, что это все было нагнетание. Каждому шли какие-то вещи, чтоб было нагнетание дальше. Я надеюсь, просто я очень хочу, чтоб война закончилась победой Украины, но я не знаю, я не смогу прогнозировать как быстро, потому что я пока не вижу каких-то таких моментов ради чего заканчивается война. Я хочу, чтобы победила, конечно, моя страна, моя ненька Украина, это я очень хочу.