"Из окна мы увидели танк и услышали: "Мариуполь, сдавайся!"

"С 4 на 5 пропал газ. Мы ухитрились наварить картошки и пожарить мясо. Целый день этим занимались. И 19 литров воды из-под крана прокипятили", - вспоминает Светлана. 

12 марта в 7 утра по улице Пилипа Орлика ехал танк с буквой Z. Светлана с мужем отчётливо слышали слова: "Мариуполь, сдавайся!". Танк крался по улице. Рядом шли военные.

Начали окна заклеивать изолентой и пищевой плёнкой. Выглянули - горит машина возле гостинки. Сильный прилет был в подъезд, осколки полетели в окна Светланы. Она за секунду до этого схватила в охапку мужа и закричала: "Уходи!". Иначе погиб бы.

23-го числа, 23 февраля у меня муж вернулся из командировки, естественно, встречала мужа с полностью забитым холодильником, было все приготовлено. И при этом уже постоянно были новости о том, что президент РФ хочет признать независимость всей Донецкой области, что она, как бы, входила в состав ДНР, но при этом как-то мы были спокойны, потому что Мариуполь с 2014 года был под хорошей защитой, и мы были уверены, что такого кошмара, как творится сейчас и до сих пор, этого не будет. Значит, 23 числа я встретила мужа, все прекрасно, прекрасно провели вечер и легли спать.

Утром 24-го, около 10 утра мне позвонил сын, который был в командировке во Франции, и говорит: «Мама, вы где?» Я говорю: «Как где? Мы дома». Он говорит: «Мама, началась война». Я говорю: «Да что ты говоришь, у нас тут все тихо, у нас все спокойно». – «Мама, началась война». Мы, естественно, сразу же включили все планшеты, все что только можно, и начали штудировать новости, и узнали, что обстреляли Киев.

Мы сразу же рванули в «Метро», естественно, в самый большой супермаркет, подъехали, и мягко выражаясь, поцеловали замок. Потому что вся территория «Метро» была закрыта, и на территорию попасть было невозможно. Но слава Богу, рядом был «Порт-Сити». Мы сразу же прибежали в «Порт-Сити». В «Порт-Сити» была совершенно спокойная обстановка.

Люди, ну да, закупали много продуктов, но при этом какого-то ажиотажа не было, при этом люди говорили, что в магазинах «Щирий Кум» можно было рассчитаться за продукты только наличными деньгами, но тем не менее в «Зеркальном» вся сеть работала, оплачивали банковскими картами, и в «Порт-Сити» на первом этаже работали банкоматы. Люди стояли в длинной очереди и снимали деньги. Мы понимали, что банковская система может быть на какое-то время отключена, и поэтому решили тоже снять копеечку.

Мы отвезли домой, потом опять вернулись. Опять стояли в очереди, в общем, стояние в очереди у нас заняло около четырех часов, сняли денежки и вернулись домой. При этом в Мариуполе было все спокойно. Значит, 26 февраля мы узнали, что был первый обстрел Сартаны, то есть мы поняли, что уже что-то начинается. Еще 25-го числа мы выходили в магазин, муж вернее выходил, продукты еще были, но полки начинали постепенно… становились пустыми, и больше стали переходить на оплату наличными, в частности, то же самое было в «Еве», то есть какие-то моющие…

Значит, 27-го числа мы еще несколько раз выходили из дома, часть магазинов была закрыта, из аптек – одна или две, и ассортимент очень маленький, и стояли просто сумасшедшие очереди, так что мы на этом внимание не заостряли, потому что дома, как говорится, у каждого есть какая-то аптечка первых необходимых лекарств и тому подобное.

И 1 марта первый раз выключили свет, выключили свет и пропала связь «Киевстар», но у меня просто телефон на две карточки, поэтому у меня работал «Водафон», и с помощью «Водафона» я могла дозвониться тем знакомым, у которых тоже была эта связь, а «Киевстар» как бы лег. И муж пробежал через дорогу на Проспект строителей к нашим знакомым, у них там был свет, он там зарядил павербанки, чтоб была связь. Потом вечером свет дали – и у меня первая мысль: если нет света, то и не работают насосы, то не будет воды. У нас очень большущая угловая ванна, я ее до самого-до самого верха набрала воды, то есть полную ванну воды. И у нас были продукты. То есть мы… естественно, там и мяско какое-то.

Второго числа дали свет. Мы обрадовались, мы приготовили еды и прожарили, проварили все, что можно, как говорится. Далее, второго числа мы еще разговаривали с сыном, он сказал, что я не могу находиться за границей, я буду возвращаться в Украину, потому что я люблю свою родину, и я не могу сидеть и со стороны наблюдать за тем, что здесь происходит. Второго вечером мы с ним поговорили, и третьего утром уже пропала полностью мобильная связь и интернет. То есть, получается, до 22-го числа, до 22 марта, мы были в Мариуполе.

И что-либо, то есть последняя была информация о том, что обстреляли Восточный, и раненых, в частности с Сартаны, и даже людей из Волновахи везут в центр города. Но при этом мы соблюдали спокойствие, потому что пока еще был интернет, мы смотрели выступление нашего мэра, который говорил, что спокойно, не нервничайте, не мешайте работе, сидите дома. Не выходите на улицу, потому что общественный транспорт работает в меньшем количестве, и в основном развозит работников предприятий, и возможно, что город будет окружен, но наши защитники, наше ВСУ нас защитят и все будет хорошо. Поэтому мы, как бы, особо даже не нервничали, что все будет в порядке.

Второго числа муж еще выходил за хлебом, который привезли в магазин, его было мало и не хватило, то есть не взяли. А я пошла, там работали еще маленькие киоски на рынке «Космос», и еще немножко, как говорится, затарились овощами, то есть это было один или два киоска. А так весь рынок, все магазины, во всяком случае, в нашем микрорайоне были закрыты.

И то, что мясо купили, мы успели его пожарить, ну правда, на это у нас ушел целый день, потому что сварить ту же картошку, которая варится полчаса, у нас на это ушло где-то два с половиной часа. Но тем не менее газ еще теплился, и мы заказывали воду покупную, вот как раз 23-го числа ее привезли. Я понимала, что с питьевой водой будут проблемы. И мы успели перекипятить еще 19 литров воды из ванной, чтоб она была продезинфицированная, чтоб у нас была питьевая вода.

11-го числа, где-то уже после четырех мы начали слышать отдаленные взрывы. Раскаты к нам доходили со стороны Запорожского шоссе, это были первые такие отзвуки о том, что действительно началась война, которую мы почувствовали сами, 11-го числа, нет 8-го числа уже начались какие-то прилеты. Потому что мы 8-го сходили к подруге, которая заряжала нам павербанк, и дома по Урицкого, были в школе № 63, 64, они были частично без стекол. Мы понимали, что были прилеты и к нам поближе. Во-первых, было холодно, все окна были закрыты, и для нас это тоже был своеобразный шок.

И с этого момента люди начали готовить на улицах, делали мангалы и готовили там даже и борщи, супы и так далее. То есть когда мы вышли на улицу 8-го числа, наши были очень удивлены, потому что думали, что мы уехали. То есть мы особо на улицу не выходили, потому что, во-первых, холодно, во-вторых, страшно. И плюс не работал лифт. У нас в доме бомбоубежище не было оборудовано, то есть это в первом подъезде, под первым подъездом был обыкновенный подвал, над которым нависал еще и балкон, то есть чтоб туда спустится, нужно было сложиться в три погибели. И при этом был один выход.

Они были очень большие и уютные, в них можно было полулежать. В общий коридор мы решили не выходить, потому что в это время начался очень сильный холод, и мы просто, честно говоря, боялись еще и заболеть, поэтому мы просто начали утепляться одеждой, ноги укутывали в пуховый платок, в теплые одеяла и стали ночевать в этих креслах в коридоре.

Мы ложились спать, еще нормально раздевались, и как только слышались прилеты и взрывы недалеко от нашего дома, мы тут же утеплялись, одевались и перебирались в кресла в доме. Восьмого числа мы вышли к моей подруге, проведать как у них дела и увидели, что длинные дома по Урицкого, возле 63, 64 школы, они стояли частично без стекол, и стекол не было в гостинках, которые стояли перпендикулярно улице Урицкого, перед Пилипа Орлика.

Как я сказала, уже газа не было, и люди начали готовить на улице. И 11-го числа был прилет практически рядом с подъездом. Напротив моего дома одноподъездная гостинка. И прилет был рядом с первым этажом. Возможно, это осколки были. Нас это напугало, но больше всего напугало людей, которые построили мангал между нашим домом и этой гостинкой.

После этого люди стали перебираться поближе к своим подъездам. И возле каждого подъезда поставили мангал. Мужчины стали рубить деревья либо собирать ветки – и как бы, мы стали всей дружной семьей. Подъездом готовить. Значит, 12-го числа в 7 утра муж сказал: «Иди быстрее к окну, посмотри, по Урицкого, со стороны «Порт-Сити» ехал танк с буквой Z, и рядом с ним крались четверо военных.

«Мариуполь, сдавайся!» и танк, который как бы крался по улице, пока мы приготовили себе завтрак, это вообще была отдельная тема. Мы потом выходили, что-то варили, готовили. Мы по утрам кашееды.

У нас были сухие каши. И была такая чашечка, как алюминиевая, очень тонкая и свечки. Мы зажигали свечки, подогревали на два пальца воды и заливали эту кашу. Когда мы покушали, слышим прямо рев какой-то. Мы, естественно, аккуратно подбегаем к окну. На огромной скорости ехали три или четыре танка, военные сидели на брони. Мы говорим: ну ясно, наши им насыпали.

И так вот мы сидели, выходили на улицу, громыхало. Громыхать стало все чаще и все ближе. Если эти звуки были далеко, то потом мы слышали все ближе. Никакой информации не было.

Я немножко вернусь назад, потому что с 24-го по 26-е число в интернете писали, что из Мариуполя выходили поезда, но какого-то призыва к эвакуации мы не слышали. И я мужу несколько раз говорила: «Ну давай поедем. Лучше мы потом вернемся». Он говорит: «Да ладно, город защищен, сказали, что все нормально. Пусть с маленькими детками уезжают, у кого старики, может, из детских домов, а мы немножко пересидим, все будет хорошо».

И мы, как бы, сидели до последнего, но решающим моментом… в это время произошло 12 числа, где-то ближе к обеду. Мы, естественно, заклеили окна, и скотчем. Когда скотч закончился (у меня муж связан с электротехникой, поэтому у нас дома было много изоленты), мы начали заклеивать изолентой, и у нас еще была пищевая пленка. Заклеили практически все окна, кроме одного большого окна, которое выходило балконом как раз на эту гостинку. И где-то около 12 муж пошел заклеивать это окно.

Слышим дикий взрыв, а он стоял на балконе. Значит, света уже не было, поэтому все продукты мы хранили на балконе. И мы когда выглянули, мы увидели, что горит машина, которая была припаркована рядом с гостинкой.

Мы поняли, что Боженька хранил просто, что вот если бы буквально секунду он остался там, то его уже просто не было бы в живых. И 12-13-го числа обстрелы стали все сильнее. Мы стали все больше находиться в коридоре, практически не выходя в комнаты, и 12-го начались такие прям очень сильные, громкие взрывы. И мы перебрались в коридор, укутались в одеяла. Одни носики торчали. Мы в перчатках и полностью в зимней экипировке, но благодаря тому, что окна у нас были целые, то температура держалась 8-10 градусов, тогда когда соседи говорили, что у них 5 и ниже. Тогда градусник показывал на улице чуть ли не минус 10, и выпал снег, середина марта, снег на улице.

Мы удивились, что когда посмотрели в окно, что люди реально собирают снег в ведра, и вот этот снег куда-то уносят, мы сначала не предавали особого значения. У меня вода была, и я об этом не подумала.

Соседи у нас умницы все, делились водой, поддерживали друг друга как только могли. И где-то до 8 марта началось мародерство, потому что у нас как раз рядом проходит улица Пилипа Орлика, и по ней ехали машины, груженые картошкой, апельсинами, консервами, либо люди, как бурлаки, за плечами тащили ящики. Потом мы узнали, что что-то попало в склады, которые были недалеко от «Порт-Сити», и народ просто бросился туда, чтоб запастись продуктами, потому что магазины давно уже не работали. И в этот момент тоже поступило такое сообщение, что наши ребята из третьего подъезда пытались выехать, их машина была обстреляна, жена с ребенком, слава Богу, остались живы, а муж остался за рулем, он просто погиб. Она потом прибежала, говорит: «Я не знаю, куда мне бежать, что делать, как его забрать из машины. Мы с трудом убежали, а он остался там».

Вот 13-го, да-да 13-го вот или очень рано утром, я не помню, мы сидели закутанные в эти одеяла, и в этот момент наш дом просто подпрыгнул, то есть молились всем святым, всем родителям, которых нет с нами, чтоб дом наш уцелел и остались живы люди, которые в нем живут. Как позже выяснилось, был прилет снаряда в торец дома, во второй этаж. Была разбита двухкомнатная и рядом трехкомнатная квартира, одним снарядами повреждены были эти квартиры. На момент прилета в квартирах не было людей. Это тоже хорошо, потому что в основном у нас люди в подъезде сидели возле шахт лифта.

18-го числа мы опять сходили проведали подругу. Пришли домой, и соседи нам сказали, что к нам приезжали какие-то странные люди и сказали, что меня с мужем надо срочно вывезти, учитывая  опыт 2014 года, когда людей просто выкрадали. Мы уже не знали, о чем и подумать, мы собрались с силами…

На следующий день приходит мужчина невысокого роста, представился Максимом, он сказал, что он волонтер, и ему сказали наш адрес, чтоб он нас вывез в безопасное место. И он сказал пароль – Филимон, и после этого мы с мужем стали к нему относиться с полным доверием, потому что Филимоном звали нашего кота, который у нас прожил 19 лет. И мы поняли, что это сын нас пытается вытащить из этого пекла. Но ближе к 18-му числу наш район перестали обстреливать, все боевые действия перешли в сторону 17 [микрорайона], и на улицу Куприна и на проспект Мира.

Я хочу сказать… когда снаряд прилетел в наш дом, осколки повредили лоджию, ну опять-таки, все стекла квартиры остались целые, и это давало уверенность, что у нас все будет хорошо.

18-го числа, когда мы уходили к моей подруге, когда мы вернулись, у нас на двери мелом было написано, что «Вадик, я нахожусь в больнице на 17-ом, 7-й этаж. Приди, пожалуйста, принеси сумку». И Вадим понял, что это его знакомый. Мы взяли большую сумку и пошли на 17-й. И тогда я впервые увидела могилы во дворах, потому что до этого мы особо никуда не выходили, хотя соседи по подъезду рассказывали, что Подсолнечная улица, по Гранитной – там стоят полностью черные выжженные дома, и это просто кошмар. Ну, пока своими глазами не увидел, это в голове не укладывалось, что такое может быть.

Мы прошли бульваром Шевченко. Он был частично перегорожен автобусами, на которых мы ездили счастливо по городу. Были гусеницы какого-то танка, какой-то водовоз, машины и выгоревшие дома по бульвару Шевченко в сторону 17 микрорайона, а на 17 микрорайоне стояла какая-то такая машина, не понятно, что было в ней.

Это я потом поняла, что там были погибшие тела, где-то около четырех человек рыли братскую могилу. Она была просто очень большого размера, и периодически по дороге на 17-й попадалась могилы с крестами, и кстати, у нас на рынке «Космос» был киоск ритуальных услуг, и возможно, его размародерили. А может, и просто оставили открытыми, ну могилки были очень ухожены, и такое впечатление, что ты идешь по Старокрымскому кладбищу, где недавно люди похоронены.

А не по 17 микрорайону, где был большущий рынок. Мы пришли на 17-й, увидели частично разрушенную больницу. Это был корпус, где были операционные, поднялись на 7-й этаж, где был наш знакомый. В этот момент наш микрорайон уже контролировался «ДНР». Насколько мы понимали, что сначала шли войска РФ, а после того, как они зачищали, как они говорили, какой-то участок города, потом входила так называемая полиция «ДНР», в частности они заходили по домам.

Он говорит нет.  «Служите?» Он говорит нет. «Говорите, кого вы прячете?» – вот просто вопрос в лоб. Мы говорим: «Никого мы не прячем». Он зашел, просветил все комнаты, заглянул под кровать, проверял, что нет никого военных в квартире. То есть с такой зачисткой прошли весь наш микрорайон, и от этого внутри было настолько неприятно, и было какое-то гадкое ощущение.

Вот эти люди пришли и диктуют, что нам делать, как нам жить. И после того, как мы увидели эти могилы, разрушенные детские сады, школы, дома полностью выжженные…

И мы к знакомому поднялись в больницу, больницу тоже курировали так называемые «ДНР», пропустили без вопросов. Поднялись на 7-й этаж, а у меня телефон был все время в режиме полета. Я его периодически включала – вдруг есть сигнал. И когда мы пришли на седьмой, у меня посыпались сообщения от сына: «Родители, вы что там с ума посходили? Я прошу людей, они рискуют своей жизнью вас вывезти, а вы еще выделываетесь». Я со слезами: «Сыночка, забери нас, вывези нас отсюда». Сын тем временем из-за границы вернулся в Украину. Был с семьей в Черновцах, там он пошел, хотел записаться в ВСУ. Там ему просто сказали, что вы не служили, у вас нет навыков с оружием, поэтому нам пушечное мясо не надо. Идите и делайте то, что вы можете делать для нашей победы. И он занялся волонтерством.

И через каких-то знакомых созвонился с ребятами-волонтерами из Мелекино, которые приезжали больше недели в Мариуполь и вывозили людей в Мангуш и Мелекино. Я, наверное, всю жизнь буду молиться за здоровье этих ребят, хотя опять-таки, вот когда он сказал… сын сказал, что все 22 числа будьте наготове, минимальные сумки, теплые вещи покидайте и ждите, за вами приедут.

Когда мы проходили возле школы милиции, вся Новоселовка была в дыму. Мы прошли полкилометра, и я все время кашляла. Горло просто раздирало от дыма, 9-этажки, которые стояли по проспекту Строителей, за ними просто стоял черный дым. Как позже мы узнали, это был очень большой обстрел «Азовстали» и [улицы] Кирова. Ну опять-таки никакой информации у нас не было.

Это, конечно, трудно представить, что в наше время ты не знаешь, что происходит в городе, в стране. Ребята нас вывезли в Мелекино, мы там жили две недели. Мы надеялись выехать на Днепр, потому что нам рассказывали сказки, что в Бердянске никаких волонтеров нет, а если и есть, то там люди живут и ночуют непонятно где и как. Тем не менее мы досиделись, когда уже стал первый день фильтрации. Мы поняли, что надо все бросать и уезжать, там жизни не будет.

Мы наняли машину. Нас везли полями, мы видели сожжение машины. Но мы все-таки проскочили в Бердянск, и через два дня в Бердянске гуманитарные коридоры рашисты не открывали. Люди не могли выехать, поэтому, слава Богу, у нас была копеечка, мы наняли водителя и нас вывезли в Запорожье.

И после того, как мы ехали в Запорожье, и вот эти блокпосты, их отношение к нашим людям – мол, что вы там забыли в этом Запорожье, здесь вас ждет счастливая жизнь, эти обыски с выворачиванием сумок, это унижение с моральным давлением, это, конечно, было очень тяжело.

Мы верим только в победу. Если бы не верили в победу, мы бы уехали из Украины через территорию росии, но мы верим в победу. Мы сейчас помогаем сыну, волонтерим, мы стараемся, чтоб наши ВСУ были защищены по мере возможности, то есть какое-то защитное обмундирование. И чтоб Украина точно победила, чтоб никаких договоренностей, ничего этого. Это наша территория. Мы воюем за свою землю, мы воюем за свои дома.

Мы воюем за свою мову, за свої домівки, ну це наш дім. Як можна загарбника пустити у свій дім? З ним спілкуватися, привітатися, брати від нього щось? Я цього не розумію.