«Ребенок подумал, что погиб наш кот, и у него случилась истерика»

Сейчас моя семья – это муж, сын и сестра. На момент начала боевых действий на Донбассе были живы родители, и они, естественно, были частью семьи.

Первый день войны для нас – это 26 мая 2014 года. Первый обстрел района аэропорта и Путиловского автовокзала. Я в этот день за час до обстрела была на Путиловском автовокзале, а через несколько часов увидела в новостях обстрелянный грузовик и место обстрела, где могла оказаться сама. Поняла, что возврата не будет к тому, что было.

Переломный момент – когда очередную перестрелку и летящие ракеты увидел ребенок днем, когда возвращался из школы домой (он был тогда во втором классе). Я была на работе и не смогла быстро добраться до дома. Сын был с одноклассником.

Ребенок увидел дом, где мы проживали, оцепленный солдатами, поскольку в один из соседних домов упали «хвосты» от ракет, не знаю, как они правильно называются. Поскольку двухэтажные дома близко, он подумал, что разрушена наша квартира и погиб его питомец – кот, который был дома в момент обстрела.

Мы надеялись, что это быстро закончится. Очень хотелось перестать слышать звуки обстрела, вставлять стекла в доме, видеть смерть домашних питомцев, ночевать, да и вообще проводить время в бомбоубежищах.

Хотелось видеть родных и близких, не только изредка слышать их голоса по телефону, когда появлялась связь.

Во время активных боевых действий говорить не хотелось, а если и говорили, то на отвлеченные темы, иначе ничего не оставалось как прислушиваться к звукам летящих снарядов и думать, куда именно, в какой дом, в какую квартиру попали снаряды, надеяться, что в тот момент там никого нет и разрушения коснутся только зданий и сооружений.

Мы переехали перед началом вооруженного конфликта. Муж – энергетик, и мы переехали в Курахово из-за того, что муж устроился работать на ТЭС. Мы с сыном переехали к нему, но это было за год до начала боевых действий. Родители, сестра оставались в Горловке.

Еженедельно, на выходных я сама, иногда с сыном, иногда мы все вместе ездили в Горловку к родителям. Также и они могли спокойно приехать к нам. Дорога занимала пару часов на машине.

Переезд был спокойным, запланированным, но планировался временным, на пару лет. А учитывая военные действия, прожили мы в Курахово семь лет, до 2019 года.

Были ограничения в передвижении – невозможно поехать домой к родным. Работа блокпостов не регламентируема, и их пересечение занимало много времени. С началом карантина даже их закрыли.

Доступ к воде в Курахово в 2015 году был отрезан. Питьевую воду привозили баками из природных источников, люди набирали ее в бутылки и несли домой для питья и приготовления пищи либо покупали бутилированную. Благодаря ТЭС в кране была техническая вода, которую можно было использовать для бытовых нужд – уборки, стирки. Пить эту воду нельзя было категорически.

Муж и я работали на ТЭС, на которой регулярно выплачивали заработную плату. С пенсиями родных было хуже, назначение и выплаты пенсий происходили тяжело.

Я как переселенец не оформляла никакой помощи. Но мои родители оставались в Горловке, и поскольку они были пенсионного возраста, а особенно в период, когда им перестали выплачивать пенсию, они получали гуманитарную помощь от Фонда Рината Ахметова. И это им было большим подспорьем, поскольку передать им финансы не было возможности – банки уже не работали, доехать из-за обстрелов и отсутствующего транспортного сообщения было весьма сложно. Продуктовые наборы Фонда были очень актуальны.

Еще была помощь от Фонда ученикам школ приграничной территории, если не ошибаюсь, в 2016 году. Это портфель/ранец с канцелярскими принадлежностями тоже были нужны. Фонд Рината Ахметова много помогал. Помощь была заметна, ощутима. А информационную и правовую помощь оказывала организация «Право на захист».

Военные действия непредсказуемы в нашей стране, возможно, из-за отсутствия информации. Непринятие ситуации в том, что военные действия до сих пор не прекращены, периодически имеют место обстрелы. Конфликт длится уже более семи лет, а окончания его не видно.